Звериный круг
Шрифт:
Валентин ощутил, что дрожь нарастает. Вот ведь дьявольщина! Еще немного — и у него затрясутся колени!.. А почему бы не рассказать прямо сейчас? Объяснить все по-человечески. Чего вообще можно бояться в его положении?
— Виктория, — голос стал хриплым, и ему пришлось прокашляться, — ты не знаешь всего. А я боялся рассказывать… В общем, мы уезжаем потому… Потому что оставаться здесь просто опасно.
Справившись с волнением, он продолжил рассказ, и воспоминания поползли из него черными огромными змеями, окутывая комнату, кусачими веревками оплетая его юную слушательницу.
…Кто скажет, что срок в три года —
Обойдя наиболее мрачные страницы, Валентин поведал Виктории лишь крохотную часть правды. Но и этого оказалось более чем достаточно. Прижавшись к его груди, она всхлипывала.
— Словом… Я не могу оставаться здесь. Как мне бы того ни хотелось.
Кто-нибудь из них в конце концов выйдет на меня. А даже если и не выйдет, то это уже не жизнь. Я устал бегать и прятаться. А Юрий… Юрий — золотая головушка, но тратит себя на чужие докторские и кандидатские. Я мог бы вкалывать — строить, пахать, конструировать, но меня пометили. Пометили ни за что — и разом перечеркнули всю жизнь. — Горло у него перехватило, и, умолкнув, он погладил Викторию по голове. — В общем, когда я вернулся оттуда, я вдруг понял, что остался один. Совсем один. Без института, без работы и даже без родных. Да, так вот получилось. Родные, знакомые, близкие — все они любили меня, но закон, как оказалось, значил для них неизмеримо большее. Мол, что поделаешь, конечно, несправедливо, но и так тоже нельзя. Вернешься, отсидишь, а уж после встретим и обогреем. А я так не хочу, понимаешь? Не хочу!..
Он развернул ее голову лицом к себе. Горячая влага . капнула на руку.
— Ты прости меня, — зашептал Валентин. — Не надо было вываливать на тебя всю эту грязь, но я люблю тебя, понимаешь? И уже вряд ли сумею полюбить кого-либо еще. Ты да Юрка — больше у меня никого нет. Если скажешь «да», мы горы своротим и все в конце концов устроим. Уедем в Европу, выучим язык, будем жить. Юрка с его талантами не пропадет и на Луне. Я стану ему помогать, ты — мне. А главное — мы наконец-то обретем свободу! Что нас ждет здесь? Новый передел собственности? Военные катаклизмы? Какой-нибудь мятеж всех против всех?
И тебе это надо?! — Он уговаривал Викторию и сам себе не верил. —Лучше уж быть диссидентом! А там… Господи, Вика! Мы объедем все столицы мира, загорим, как черти, у нас будут умные красивые дети! А когда-нибудь мы обязательно вернемся и сюда. Эмигранты ведь тоже, бывает, возвращаются. Ты только не торопись!
Подумай, прежде чем ответить. Взвесь все и скажи.
Отстранившись от него, Виктория покачала, головой:
— Мне не о чем думать.
— Как? — Валентин ощутил, как что-то внутри него оборвалось.
— Я поеду. Поеду, куда ты скажешь.
— Вика! — у него задрожали губы. —
Глава 20
Голубая акварель заливала небо от горизонта до горизонта, о ночном ненастье напоминали лишь редкие лужи. Он шел неспеша, степенно перестраиваясь, спускаясь с розовых высот в топкую муть реалий. Виктория миражем уплывала вдаль, следовало вспомнить о том, что строго-настрого воспретил ему Юрий. Ну да всем всего не объяснишь. Да и как объяснишь, если сам всего не понимаешь.
Дождавшись на перекрестке зеленого света, Валентин перебежал дорогу.
Впереди, скрипуче переговариваясь, вышагивали старички с палочками — шаткие трехногие существа. Обогнав их, он достиг ворот ограждения и, кивнув охраннику, ступил на вражескую территорию.
Встречай шпионов, Пентагон!..
Прав ли был Юрий, предупреждая его об опасности? Безусловно прав. На все сто и даже на все двести процентов. Но, успокаивая его, Валентин прежде всего успокаивал себя, наперед зная, что поступит по-своему. Он явился сюда ради Гоши и Николая. Иначе было нельзя, иначе было бы бесчестно. Не кто иной, как он втянул несчастную парочку в это скользкое дело. Значит, ему и расхлебывать кашу — разгонять тучи над их головами.
Инерционная дверь вестибюля, вереницы знакомых ступенек. Привычный заход в попутный чуланчик, в душевую. Увы, Гоша ему не встретился. На родном этаже он звонко припечатал легонькую дверь ладонью, заставив ее распахнуться.
— Салют труженикам сна! Что на этот раз — коньяк или пиво? — Валентин умолк.
Чапа сидел в своем любимом кресле, в своей любимой позе — руки на подлокотниках, ноги на столе, на голове нелепая ковбойская шляпа. И все же что-то было не так. Валентин шагнул ближе и понял. Из-за широкополой шляпы он не сразу разглядел остекленевший взгляд напарника. То есть такое бывало и раньше, когда Чапа кололся или глотал порошки, но сейчас в наркотики мешала поверить маленькая деталь: в груди у сторожа торчала пластмассовая рукоять обычного сапожного шила. Ее вогнали с такой силой, что черная плащевая куртка в месте удара образовала глубокую впадинку с лучами разбегающихся морщинок. Крови Валентин не заметил. Тем и удобно шило, что, в отличие от ножа, не пачкает рук убийцы.
Уловив сбоку движение, он обернулся.
— Спокойно, мышонок, не дергайся!
В кресле, в котором обычно располагался Валентин, на этот раз покоилась задница Степчика. Администратор все же дождался своего звездного часа. Багровое лицо светилось довольством, губы, напоминающие розовых дождевых червей, кривились в торжествующей усмешке. На подоконнике за спиной Степчика, скрестив ноги, сидел Яша. Взгляд его также не сулил доброго, в руках «железный человек» держал старенький приемник Валентина.
Вот и все. Финита ля трагедия. Потому как комедией тут и не пахло. Юрий не ошибся в своем пророчестве. Ребус оказался вовсе не сложным, и, чтобы вычислить шпиона, им не понадобилось ни экспертизы, ни следствия. Стало быть, не понадобятся и адвокаты…
— Кто это сделал? — Недобро прищурившись, он кивнул в сторону Чапы.
— Я же сказал: не дергайся! — Степчик вынул из кармана руку, и не пустую.
На Валентина смотрел темный неморгающий зрачок «ТТ». — Стой где стоишь, мышонок.
— Шило — это, конечно, твоя работа? — Валентин в упор взглянул на Яшу.