Звериный подарок

Шолох Юлия

— Дюжина, — тут же выпалил Трофим, на смуглом узкоглазом лице шевельнулись только узкие губы.

— Полдюжины и грамота на проход до Стольска, — так же одними губами ответил Ждан.

Трофим задумался, отвлекшись только на секунду, щелкнул пальцами. Вошедшая девушка принесла тыквенный сосуд с квасом и кружки, молча расставила перед гостями, разлила и так же неслышно удалилась.

— Согласен, — резко ответил Трофим. — Сколько у меня времени?

Ждан пожал плечами и позволил себе смыть квасом остатки пустынного чая.

— Мы не спешим, нам важна полная информация. Грамота на проезд со мной, как все соберешь,

поезжай в Стольск и обратись в посольство, там и обменяетесь согласно договору.

Скрученная в трубочку бумажная грамота, которую с большой неохотой подписал этим утром князь, перекочевала в руки Трофима. Тот быстро смекнул, что такая бумажка сама по себе царский подарок — Трофим сможет провезти с ней в Стольск парочку возов товара, не платя никаких налогов князю и не подвергаясь проверкам. А еще и новая порода лошадей, выведенная волками… Таких еще ни у кого нет, они даже лучше лунных, которые, несомненно, очень умны, красивы и преданны, но до серых не дотягивают. Те способны без особого труда бегать по вязкому песку, перепрыгивать расстояния почти в два раза больше лунных и обходиться без воды почти двое суток, не теряя при этом скорости и силы. Лучший конь для пустыни, как ни крути.

— Договорились.

Трофим был весьма доволен сегодняшним днем, все и так шло неплохо, но такой договор под вечер давал огромное преимущество перед двумя другими лидерами, а быть сильнее других — единственное, что его интересовало в жизни. Поднявшись, Трофим раскланялся с волками. Потом крикнул одного из помощников, приказав вывести гостей к деревне. Когда они уже подошли к выходу из шатра, глава кочевников вдруг негромко сказал:

— Вы не выживете в пустыне, — сказал как будто сам себе, тихо и смотря в сторону.

Волки замерли у входа, хмуро разглядывая друг друга. Губы Ждана шевельнулись, словно он хотел что-то ответить, но он так ничего и не произнес.

Глава 6

Странности

Я ушла спать без ужина. Закуталась в два одеяла, больше не было, сверху плащ накинула и все равно мерзла ужасно. Это Стаськины слова меня леденили, сдавливали шею круглыми студеными шариками.

Посреди ночи в полной тишине я вскочила и начала одеваться. Не знаю почему, просто поднялась, схватила одежду и быстро ее натянула. И понеслась на конюшню, как только никого не разбудила своим топотом? В это время все крепко спали.

Даже мальчишки на конюшне не было, хотя обычно он там, в углу и ночевал. Мотылек меня как будто ждала. Терпела, пока я неуклюже ее седлала с непривычки долго. Зато радостно заржала, выехав за ворота. И сама рысью сорвалась к лесу, к моему тайному уголку у озера, как почувствовала, что мне туда надо.

Свет почти полной луны разбавлял мрак, делая его безлично-серым. В лесу, конечно, темнее, но зато вода озера… сверкала, как огромная рыбина, покрытая бесчисленными крошечными чешуйками. Я спешилась на пологом берегу, там, где огромное бревно наполовину упало в воду, корнями все еще цепляясь за землю. Жаль, слишком холодно, чтобы купаться, я бы до утра из воды не вылезла, будь сейчас лето. Всегда сюда приезжаю, деревенские здесь не ходят, от тракта далеко, от дома развлечений — тоже. Он на той стороне, прямо напротив места, где сейчас сижу. Огромное озеро разделяет нас и делает дом таким маленьким, игрушечным, неопасным.

Сегодня

там тоже веселье, я вижу огромный костер и гирлянды огоньков на деревьях вокруг. Иногда доносятся обрывки голосов, песен и смеха.

Ночной осенний лес пахнет, как большая корзина грибов, собранная холодным утром. Всегда мечтала, чтобы в моей комнате так пахло, жаль, это невозможно.

Я слышу, как плещется вода, ровно и звонко. А потом — сильнее, по нарастающей, постепенно перекрывая все другие звуки. Рыбина поворачивается с боку на бок, заливая берег волнами. А после — звук, как будто собака отряхивает мокрую шерсть.

Тогда я вскочила и пошла туда, где начинался лес. Дошла до первого дерева, положила на него ладонь, обнимая ствол, и нос к носу столкнулась с Радимом…

На нем были только холщовые кальсоны до колен и черный кожаный шнурок на шее. Без обуви. С мокрых волос, торчавших во все стороны, вниз по лицу и телу текли капли воды, оставляя на коже блестящие дорожки, сверкающие под лунным светом матовым блеском.

Оказалось, что он выше меня на полголовы. У него было очень сосредоточенное лицо, он смотрел на меня не мигая, но в глубине глаз мерцал огонек, как маяк, к которому нужно плыть.

Я немножко его поразглядывала — плечи, грудь, живот, руки, одной он держался, как я, за дерево. Шея, контуры ушей и полосы на голове, в темноте почти неразличимые, лицо.

А он вдруг поднял вторую руку и кончиками пальцев очень осторожно прикоснулся к моей щеке. Очень легко погладил, как будто мягким перышком провел.

Все замерло. В мире не осталось ничего более важного, чем лицо напротив, ничего более правильного, чем быть рядом с этим теплым существом, словно излучающим притягивающую ласковую волну. Время вокруг застыло…

Резко взвывшим порывом ветра из-за озера донесся громкий взрыв фейерверка. С меня как пелена спала, я резко посмотрела на тот берег, а потом на Радима.

Почему я раньше не подумала, откуда он тут взялся? Ладно, пусть не сразу, но теперь пора понять откуда. Оттуда, из дома развлечений, стоит тут неодетый, и глаза горят. И неизвестно, в каком он настроении.

Что я делаю? Стою и разглядываю полуголого чужака? Я так резко отшатнулась и попятилась назад, что его рука осталась висеть в воздухе. И что вообще делаю… тут? Он тоже оглянулся в сторону дома, наверно, поэтому без удивления смотрел, как я пячусь назад, а потом несусь к Мотыльку, заскакиваю в седло и тут же срываюсь с места. И всю дорогу скачу галопом, хотя в темноте это и опасно.

А потом, пробравшись в комнату и укутавшись одеялами, на самой границе сна вздрагиваю, ощущая его нежные пальцы.

Поспать не получилось. Слишком много всего вдруг окружило, требуя ответов. Как, откуда в моем потайном месте взялся Радим? Как нашел вечером, за сараем? По запаху? Но ведь только Дынко его… запоминал? Или нет? Они могли тоже запомнить тогда, в поле… Как… неприятно о таком думать. Ну а почему я думаю о них хорошо? Ну, не притащили в дом, так, может, у них свои какие-то причины были, а на мой позор было плевать? Дед Атис всегда вздыхал, что я слишком доверчивая. Говорил, что же ты веришь всегда не в то, во что нужно. Вот стоило Дынко проявить немного заботы о Маришке, и я уже в волках души не чаю. Почему? Так нельзя, я же совсем ничего про них не знаю. Стаськины слова тому доказательство. Что же они задумали? Страшно…