Звериный подарок

Шолох Юлия

Просыпаюсь, когда солнце уже высоко. Ведьма заходит в дверь с вязанкой хвороста, хотя у нее целая поленница прямо у дома. С грохотом кидает к печи и начинает расстегивать задубевшую тяжелую шубу. Долго на улице была, ходила, что ли, куда? Задумала, может, чего?

На меня почти не смотрит.

— Лежи, по делам ходила да хворосту принесла заодно. Всегда из лесу что-то несу, привычка у меня такая. Спи пока, обед приготовлю, разбужу.

Нет уж, належалась. Да и потренироваться не мешает. Я теперь очень хорошо ножи бросаю, почти каждый день играюсь. Так привыкла, что теперь, как утром просыпаюсь, перед глазами уже блестящие стрелы, соскальзывающие с ладони. Такие маленькие

ручные животные, как раз для меня. Странное развлечение, но и я теперь не совсем обычна.

На пороге, еще не открыв дверь, я останавливаюсь. Лучше сразу расставить все по местам: я плачу деньги и покупаю знания. Все.

— Про вчерашнее забудь, бабка, поняла? Не говорила я тебе ничего, ни слова лишнего, а ты ничего не слышала. Лучше и не напоминай.

Она равнодушно пожимает плечами и возвращается к печи. Зовет меня, только когда готов обед. К тому времени выбранная мною мишень — одна из досок сарая, истыкана ножами. Промахнулась я всего дважды.

Вечером Астелия уходит в лес за корой какого-то редкого дерева, необходимого для наших занятий. Я сижу на лавке под домом, в тишине и слепящей снежной пустоте. Примерно через месяц начнет таять снег, солнце будет греть сильнее и зазеленеет земля. А что будет со мной? Время вроде лечит. Сколько же этого времени нужно? Сколько я выдержу? Астелия сказала, обучение может растянуться на несколько лет, смотря как пойдет. Смогу ли несколько лет так? Теперь, когда я его не слышу, совсем не слышу, даже раз в несколько дней, даже сквозь ужасную боль. Сколько я так протяну?

Что это? Астелия трясет. Да не замерзла я, все в порядке! Да, тут и сидела все время, и что? Какая тебе разница вообще, замерзну — тебе же проще, долг отдавать не придется! Странная какая бабка, затаскивает в дом и заваривает отвар с медом. Если бы не по принуждению меня тут оставила, я бы даже подумала, что ей моя жизнь небезразлична. Но бывает ли так? Сомневаюсь, пока все происходящее вокруг говорит об обратном.

Следующим утром Астелия разбудила меня на рассвете. После завтрака мы отправились на чердак и притащили вниз два огромных, ржавых, покрытых слоем махровой пыли сундука. Еще через несколько минут Астерия вернулась из дальней комнаты в такой же одежде, как я, — кожаном костюме. Потом принесла с чердака ворох бумажных свитков и пергаментов и взялась за мое обучение. С первых же минут наше занятие напомнило мне урок с Улемом, настолько лицо чернокнижницы стало невозмутимо-каменным. За день мы прервались только раз, на быстрый обед.

Дни полетели, заполненные одинаковыми методическими занятиями, одними и теми же.

Первое: упражнения по контролю дыхания. Резкий вдох через нос, задействовав нижние ребра. Глубокий выдох ртом плавно и без толчков. Глубокое дыхание ртом, а выдох — через нос очень быстро, чтобы воздух вышел как можно резче.

Второе: приготовление состава в форме свеч из воска и растительных вытяжек. Приготовление мела из костяной муки и других частей живых существ.

Третье: безошибочное и быстрое начертание мудреной пентаграммы вызова и защитного круга.

Четвертое: зубрение многочисленных призывных, защитных, остужающих, пугающих, уменьшающих силу и сотворяющих связь заговоров и самое главное — изгоняющее слово заклинание.

Чуть позже добавился пятый пункт: проговаривать все эти заговоры новым, сильным, полученным в результате дыхательных упражнений голосом.

Сам ритуал призыва по рассказам очень прост: выбираешь место потише, в помещении с ровным полом, лучше каменным, подальше от ветра и любопытных людских глаз. Время лучше дневное, ночью демоны гораздо сильнее, главное, помнить, что при ярком солнечном свете они могут взорваться

с силой, способной мгновенно выжечь целиком небольшую деревню. Потом чертишь пентаграммы, зажигаешь свечи и читаешь заклинание перехода в навь. А там сразу призываешь беса тем самым голосом, выработка которого и есть во всем чернокнижии самая сложная штука. Голос должен быть таким властным, чтобы демон сразу понял, кто тут сильнее. По крайней мере, духом. Ну, это легче легкого — какой-то демон да чтоб меня напугал! Дальше в зависимости от планов — можно просто отдать приказ, и демон все исполнит, чтобы избавиться от твоей власти. Можно вытащить за собой в явь, но это разрешено делать только по специальному дозволению Колдовской гильдии, иначе попадешь в список на уничтожение. Ну, мне не грозит — заставив беса принести спрятанную дедом вещь, сразу его отпущу, пусть себе катится на все четыре стороны.

Есть еще пункт шесть, как говорит Астелия, самый важный, но за две недели она ни разу не соизволила объяснить, что он в себя включает.

— Может, проще без лишней таинственности обойтись? — спрашивала я, и ее невозмутимый взгляд охлаждал мое любопытство быстрее любых словесных отказов.

— Скажу, когда остальное запомнишь так, чтоб само от зубов отлетало. Чтоб само с языка срывалось и не было нужды вспоминать. Иногда счет на секунды идет, если демон сильный попадется, а их не выбираешь, на призыв приходит тот, что ближе к порталу. Так что пока мы будем заниматься только зубрежкой ритуала, чтобы ни секунды задержки, потому как от этого будет зависеть твоя жизнь.

Воскресный день ничем не отличался от предыдущих. Я стояла босиком на каменном полу кухни, спиной к печи и в тысячный раз повторяла заклятие усмирения таким голосом, чтоб без единой осечки и без единой слабой интонации, когда дверь в дом распахнулась, и внутрь вошел Дынко.

Через секунду в моей ладони уютно устроился нож, а слова заклятия застряли где-то внутри.

— Плохо! Очень плохо! Ничего не должно отвлекать! Никогда! — разъярилась Астелия, почти рыча, ее глаза горели от ярости так ярко, что даже боковым зрением прекрасно можно было разглядеть.

Дынко стоял на пороге и исподлобья сумрачно смотрел на меня, как будто решал, что дальше делать. Не знаю, как убить, а покалечить меня он явно не прочь.

— Добрый мой друг Дынко, скажи-ка, что ты тут делаешь, да побыстрее, — произнесла я тем самым отработанным для призыва беса голосом. Без единой ненужной нотки. Властным.

Что, Дынко, не ожидал увидеть… такую? Ловил зайчонка, а поймал кого? Зверушку побольше да позубастей? Да еще и без инстинкта самосохранения.

— Дарька… — голос больной.

Как же ты, Дынко, сам на себя не похож сегодня? Если приглядеться, то слишком много усталости в лице, слишком много темноты и изможденной обреченности. Как вообще мы узнали-то друг друга? Ах да, внешность. Лица так быстро не меняются, не ломаются, как то, что внутри. Вроде и человек другой, а смотришь в лицо и гадаешь — может, все же прежний?

Нет, Дынко, не прежняя, не трать даром время.

Мой нож резко втыкается в дверной косяк рядом с его головой, когда он делает шаг в мою сторону. И в руке уже новый.

— Я никуда не собираюсь, — ограничиваю наш с ним круг отношений. Не суйся, добрый мой друг. Сама решаю, что делать. — Уходи.

Интересно, удастся ли уговорить? Нет, об этом думать нельзя. Я знаю, что не удастся. Боги, только не вынуждайте меня!

— Ты однажды спасла мне жизнь, — спокойно говорит Дынко. Нет, не он. Сейчас это голос альфы. — Хочешь ее забрать?

— Нет.

— Хорошо. Слушай тогда, я дам тебе сейчас обещание, а ты должна знать, что слово альфы нерушимо. Знаешь?