Зверя зависимость
Шрифт:
Бл*, это кайф чистый! Тот самый трип, который любой наркотик переплюнет. Захочешь пастилку под язык, дядя альфа, вспомни об этом!
От ощущений в голове туман, в ногах — слабость. Не трахаю — люблю. Геля царапает мне спину коготками, охает от каждого толчка, дрожит, и у меня срывает стоп-кран. Ускоряюсь, выбивая из неё членом крики, и сам уже на грани, ещё от куни завёлся. Не могу больше!
— Можно в тебя?.. — хриплю, прижимаясь губами к виску ангела. — Можно, кнопка?
Геля говорить не в состоянии — стонет и кивает. Да… Да!
Впиваюсь
Не было у меня ничего кайфовее, чем эти ощущения.
— Ты очень голодный, да? — спрашивает ангелочек, наблюдая, как я уплетаю борщ, закусывая котлетой.
— Угу, — только и могу ответить.
Вкусно, пи*дец!
Где я только ни ел. Что я только ни ел. Дядя альфа сильно не бедный оборотень — я мог себе позволить блюда из лучших ресторанов мира и позволял, но это… Борщ и котлеты Гелика, сука, шедевр кулинарный. Я не знаю, что она туда подсыпала… Зелье какое-то ведьмовское, не иначе! У меня приличных слов для выражения гастрономических ощущений не хватает.
— Тебя кто готовить учил? — выдыхаю, допив бульон прямо из тарелки.
— Мама, — Гелик пожимает плечами.
— Жаль, я с тёщей не могу познакомиться, — вздыхаю. — Руки бы ей целовал за такую дочь! Можно ещё? — протягиваю кнопке пустую тарелку.
— Можно, — хмыкает довольно и идёт к плите.
На ангелочке следы страсти и моя рубашка. Попросила самую дорогую, которая у меня есть, надела и заявила, что если рвать, то исключительно мои шмотки. Да уж… На дядю альфу маек и трусиков не напасёшься. Улыбаюсь, как дурак, глядя на Гелю у плиты. Она деловито черпает поварёшкой борщ из кастрюли — старается набрать больше мяса. Это правильно. Я люблю мясо. И её люблю.
— Дядь, а куда ты сегодня ездил? — кнопка ставит передо мной тарелку и кладёт в неё ложку сметаны.
Борщ пахнет охренительно, но у меня аппетит резко пропадает. Сейчас я буду врать… Тошно.
— По делам, — пытаюсь избежать лжи.
— По каким делам? — Гелик подпирает щёчку кулаком и смотрит на меня внимательно.
Дожать решила кнопка.
— Это неинтересно, — ем борщ, но без прежнего энтузиазма.
— Интересно, — настаивает ангелочек.
И я понимаю, что чисто физически не способен соврать ей. Я тупо не выдавлю из себя ничего, кроме правды, а её сейчас Геле говорить нельзя. Потому что… Да пи*дец потому что!
— Переел, кажется, — откладываю ложку и ретируюсь.
Иду на балкон, покурить.
Глава 24
Растерянно смотрю на пустую табуретку и початую тарелку с борщом. Дядя лопал так, что за ушами трещало, но стоило мне спросить, где он был, и пожалуйста — смылся. Заглядываю в комнату — стоит на балконе, курит. Даже дверь не прикрыл, дым в зал тянет.
Вздыхаю и хромаю к нему.
— Что
— Просто не задавай мне вопросов о поездке, — просит и затягивается сигаретой.
— Рамиль, мне это не нравится.
— Мне тоже, кнопка. Честно… Но я пока не могу тебе сказать, а врать не хочу.
Разумно. И заслуживает уважения. Не каждый мужик на такое способен. Другой бы наплёл с три короба и успокоился, а мой не хочет врать.
— Хорошо, — соглашаюсь, хоть мне и непросто, — только скажи, ничего страшного не произошло?
— В целом — нет, — дядя снова увиливает от ответа.
Я понимаю, что давить на него сейчас бесполезно, и сбавляю обороты. Обнимаю литой торс, прижимаюсь щекой к широкой спине.
— Не злись, пожалуйста.
— Я не злюсь.
Бычок летит вниз, а мы стоим. Ночь тихая, даже с девятого этажа слышно, как трещат внизу сверчки.
— Скоро в этом районе всё будет по-другому, — заявляет Рамиль.
— Чего?
— Хочу сделать из Падалок нормальный город.
О как! У меня выходит только хрюкнуть, сдерживая смешок.
— Прости, — машу руками, когда дядя оборачивается ко мне на обиженных щах. — Но это сомнительная затея.
— Ни хрена не сомнительная, — бурчит Рамиль. — У вас вокруг нетронутая природа — лес, речка. Туризм можно развивать. Из спальных районов сделать центр города с гостиницами, кафе, ресторанами, а в эко-зоне построить несколько жилых районов и базы отдыха.
— Дядь, кому это надо, а? — хмурюсь.
— Мне надо. Главное — начать, а когда дело пойдёт и люди врубятся, что в Падалках можно заработать, найдутся ещё инвесторы. Первыми муниципалы попрут. Отжать захотят. Я уже проходил это и знаю за какие рычаги дёргать, чтобы губозакатывательная машина работала.
— Вот не сомневаюсь про рычаги, — рассматриваю наш дворик. — Только…
Хочу привести в пример Женькин опыт, но прикусываю язык. Наверное, не стоит о нём сейчас говорить.
— Шефа нашего вспомнила? — дядя оказывается на редкость догадливым. Или просто мысли мои читает.
— Он тебя уволил, — вздыхаю. — А я сама уволилась…
— Горе в нашей семье, — Рамиль картинно сводит брови. — И на что мы теперь жить будем, кнопка?
— Попрошайничать пойдём? — улыбаюсь. — К церкви. У нас тут есть.
— Хорошая идея. Я заодно грехи замолю.
Рамиль сплёвывает вниз и смотрит на машину Жеки. Недобро смотрит.
— Эм-м-м… Дядь, ты Женьку сильно не бей. Ладно?
— Это почему? — смотрит на меня с искренним непониманием. — Жалко тебе парня? Или, может, чувства, какие к нему у тебя?.. — у дяди ходят желваки, и в глазах темень беспросветная.
— Нет у меня к нему никаких чувств, — фыркаю. — Кроме жалости. Жизнь себе портит по глупости. Ну, правда, — обнимаю мощное, напряжённое плечо моего мужчины, — не от большого ума Женька чудит. Мы с детства знакомы. У нас мамы дружила, а мы с ним по заборам лазили.