Звезда бегущая
Шрифт:
— Стихами ругаетесь? — сонно, потягиваясь, спросила от двери Лида.
— Какими стихами? — не поняв, повернулась к ней мать. — Бабушка там проснулась, нет?
— Раньше еще, — ответила Лида. — Я ей уже судно давала. Через вас только выносить не хотела, чтобы не будить.
Аня между тем оторвала, наконец, голову от подушки и села на постели.
— О-ой!.. — все так же протяжно проговорила она. — Кто это придумал, чтобы на работу так рано?
— Девять часов — рано? — сказала Нина Елизаровна. — Ну,
— Так сейчас-то семь еще.
— Ложиться вовремя — и семь часов будет не рано, — направляясь мимо старшей дочери в соседнюю комнату, проговорила на ходу Нина Елизаровна. — Не болтаться неизвестно где до часу ночи!
— Да ну, а когда же «болтаться», как не в восемнадцать лет? — останавливая мать движением руки, тихо, так чтобы не услышала Аня, сказала Лида.
Нина Елизаровна не приняла ее шепота.
— И в тридцать, как я понимаю, — ответила она громко, — тоже не поздно.
Парализованная мать в соседней комнате, бабушка ее дочерей, не спала, и Нина Елизаровна могла позволить себе говорить во весь голос.
— А что про пятьдесят скажешь? — с вызовом, не дав сестре ответить, выкрикнула с раскладушки Аня.
— Аня! — останавливая ее, проговорила Лида.
Нина Елизаровна уже открыла дверь в соседнюю комнату, переступила даже за порог — и вышагнула обратно.
— Я за тебя еще в ответе пока. Ясно? — тяжело, придавливающе гладя на Аню, всем тем же гневливым тоном сказала она. — А матери ты не судья. Ясно? И чтоб в последний раз слышала!
Она зашла в комнату и с силой захлопнула за собой дверь.
— Что ты суешься не в свои дела? — упреком, но и мягко вместе с тем сказала Лида младшей сестре.
— А что она не в свои?
— Ох, Анька!.. — Лида вздохнула. — Ты же ей дочь, не она тебе. Понимаешь, что такое материнское чувство, нет? — И махнула рукой. — Нет, не понимаешь еще.
— А ты-то откуда понимаешь? — как уличная, спросила Аня.
Лида помолчала немного.
— Просто я уже не маленькая. Оттуда.
— И я тоже уже не маленькая. Чтобы за каждым моим шагом следить. — Аня отбросила одеяло и встала с раскладушки. — Ничем дурным я, к твоему сведению, не занималась.
Лицо у Лиды враз так и вспыхнуло любяще-любопытствующей улыбкой:
— А чем? Чем ты занималась?
Аня пожала плечами:
— Стояла в подъезде здесь.
— Целовалась?
На лице у Лиды была все та же любяще-любопытствующая улыбка, и Аня отмякла, быстро подошла к сестре, заговорила торопливо:
— Слушай, мне кажется, ужасно меня любит. Краснеет. Хочет поцеловать — и боится. Смешно! Двадцать два уже, взрослый такой, армию отслужил, а боится. Пришлось самой действовать.
— Это который же? Миша?
— Он, ага. Жалко, ты его не видела, когда мы в театр ходили. На сегодня тоже куда-то достал. Часов так около шести зайдет. Будешь?
—
— Как собачка прибежит!
— Как собачка? — Лида засмеялась. — Ох, Анька…
Договорить она не сумела — дверь другой комнаты с шумом растворилась, и оттуда с судном в руках вышла мать.
— Что, все еще здесь? — прямо с порога сердито заговорила она. — Будете потом опаздывать, от умывальника друг друга пихать. Ты-то уж не ребенок ведь! — добавила она, обращаясь к Лиде.
— И я — тоже! — с упрямством в голосе проговорила Аня, глядя на мать.
— Да, мама! — как вспомнив, с поспешностью сказала Лида, в общем-то и в самом деле вспомнив, но вовсе не потому торопясь, что боялась забыть, а чтобы не дать матери с сестрой сцепиться в ссоре. — У меня вчера из головы вылетело… я ведь слесаря вызвала, придет сегодня.
Нина Елизаровна не была в состоянии так вот сразу понять, о чем речь.
— Какого слесаря? — недоуменно спросила она.
— Обыкновенного. Раковину, наконец, нужно установить? Не для мебели же мы купили ее. Целый месяц уже стоит здесь.
До Нины Елизаровны дошло.
— А, ну да. Все некогда… забываю. Молодец. Ну-ка пропустите меня.
Неся перед собой судно на вытянутых руках, она прошла между дочерями в прихожую, и те, едва пропустив ее, обе одновременно бросились к двери, каждая пытаясь проскочить первой. Ни той, ни другой это не удавалось, и Аня ради победы прибегла к излюбленному девчачьему силовому приему — ухватила сестру сквозь тонкую материю ночной рубашки за кожу на ребрах, защемила ее между пальцами.
— Ай! — взвизгнула Лида. — Анька, не щиплись!
Проход она, несмотря на примененный к ней силовой прием, не освободила.
— Так мне на пять минут раньше выходить! — продолжая щипать сестру, объясняюще заверещала Аня.
— А мне дольше у зеркала стоять!
— Нечего стоять, и так еще ничего девушка, без всякой краски…
Но Лиде в конце концов удалось все-таки проскочить вперед, и Аня с обиженным видом потащилась обратно к раскладушке убирать ее.
— Издеваются все над младшей, — громко, чтобы быть услышанной, проговорила она. Она еще не остыла от схватки, ей нужно было хотя бы словесно компенсировать свой проигрыш.
Из туалета донесся ревущий звук спускаемой в унитаз воды, и спустя мгновение в комнате с опорожненным судном в руках появилась мать.
— На, отнеси к бабушке, — подала она судно Ане.
— Я раскладушку убираю, — протискиваясь мимо матери со свернутым одеялом к платяному шкафу, сказала Аня. Открыла шкаф, положила одеяло и пошла обратно к раскладушке.
Нина Елизаровна заступила ей путь.
— Я тебя прошу.
— А тебе самой трудно?
— Мне не трудно. Но я хочу, чтобы это ты сделала. Это даже не выносить. Просто занести.