Звезда бегущая
Шрифт:
Аня стояла вплотную к матери, чувствуя сквозь легкую материю пижамы, как складки ночной рубашки матери касаются ее, и глядела в сторону, чтобы не встречаться с матерью глазами.
— Я не могу туда заходить, — сказала она. — Меня тошнит.
— Лида там даже спит. — По голосу, каким заговорила мать, Аня почувствовала, что та еле сдерживается. — И ничего! И не жалуется, что ночью ей, бывает, по нескольку раз вскакивать приходится.
— Я не Лидка. Она такая, а я другая. Я не могу.
Нину Елизаровну охватила ярость.
— Она тебя нянчила! — тихим, стиснутым голосом с бешенством проговорила Нина Елизаровна. — Она тебя больную выхаживала! Она бабка тебе, кровь твоя, да ты обязана!
Аня молча выхватила у нее из рук судно, демонстративно держа его на расстоянии от себя, прошла к двери в бабушкину комнату, открыла ее ногой, и до Нины Елизаровны донесся оттуда грохот судна, скорее не поставленного, а брошенного на пол. И буквально в то же мгновение Аня вновь появилась в дверях и быстро прикрыла их за собой.
— Все? Довольна? — теперь взглядывая на мать, спросила она, проходя мимо нее.
Нина Елизаровна, совершенно обессиленная, стояла какое-то время неподвижно, потом провела обеими руками по лицу и с горечью покачала головой.
— В кого ты такая, боже мой! В кого? Ведь кобыла уже, замуж можно… а тебе все бы одни удовольствия от жизни. Потанцевать бы, поцеловаться, да работу полегче б… И никакой цели. Светка, подруга твоя, что, талант какой-то? Нет, хуже тебя училась. А поступила и учится, второй курс уже. А ты прыг да скок, ведь в руки учебников не брала! Да я не уверена даже, что ты на экзамены ходила.
— А если б и не ходила! — Аня уже убрала всю свою постель в шкаф и теперь составляла раскладушку. — Вон, — кивнула она в сторону прихожей, подразумевая старшую сестру, — ходила, экзамены сдавала, сидела, зубрила, диплом получила — и нужен он ей?
— Аня, боже мой, да не об этом, в конце концов, разговор: диплом не диплом. О том разговор, что жизнь — это не удовольствие сплошное, что в ней цель надо иметь… и что вообще… что вообще не из одних удовольствий…
Нина Елизаровна умолкла: все, что она говорила, она говорила впустую — Аня, оказывается, уже некоторое время наборматывала себе под нос какую-то мелодию, точнее, как она сама говорила, ритм, и тем не допускала до своего слуха ни единого ее слова.
Когда Лида с полотенцем в руках, промакивая лицо, вошла в комнату, по поведению матери и сестры она сразу поняла, что между ними что-то произошло. В движениях матери, какими она убирала с дивана-кровати свою постель, сквозила истеричность, а сестра, складывая раскладушку, перегибала ее не в ту сторону, ничего, конечно, не выходило, и она, вместо того чтобы остановиться и разобраться, почему не выходит, бормоча проклятия, продолжала дергать ее навыворот.
—
Никто из них ей не ответил. Нина Елизаровна швырнула в шкаф подушку, свернутую простыню, захлопнула створку — все молча — и стремительно пошла в прихожую. На пути ее была умывальная раковина, она наскочила на нее и чуть не упала. И вот тут сердце ее не выдержало:
— Ой, боже ты мой! Да когда уж эта проклятая раковина…
— Сегодня, — перебила Нину Елизаровну Лида. — Я же говорю, вызвала вчера слесаря.
— Могла б и пораньше, — ее же и обвинила в собственной неловкости Нина Елизаровна.
Она ушла, и Лида повторила свой вопрос, обращаясь теперь уже к одной Ане:
— Так что тут у вас?
— Да так, — отозвалась Аня, сложив в конце концов раскладушку. — Что, не знаешь мать? С пол-оборота.
— Она с пол-оборота, а ты-то что?!
— Ой, Лидка! — недовольно воскликнула Аня и сморщилась, будто ей неожиданно пронзило болью зуб. — Ты тут еще будешь!..
Она ушла вслед за матерью в прихожую поставить там на свое дневное место раскладушку… и вновь все втроем встретились лишь на кухне за скорым бутербродным завтраком.
Время уже начинало гнать, было уже не до конфликтов, и вторая половина утра обошлась без них.
— Мам, ты чулков моих не видела? — спрашивала Аня, бегая в их поисках по всей квартире.
— Чулок! — поправляла мать. — У тебя среднее образование.
— Ну, чулок! Не видела?
— Видела. На кухне, на холодильнике.
Было и комическое: Лида потянулась за своим надкусанным бутербродом, обнаружила его отсутствие на столе, сидела мгновение, ничего не понимая, — и поняла: бутерброд ее дожевывает мать. Спросила ошеломленно:
— Ты чего бутерброд мой съела?
— А, так это твой! — обрадованно ответила мать. — А я все думаю: вроде я себе с колбасой делала, а тут с сыром.
Потом Аня лихорадочно начала метаться из кухни в прихожую, из прихожей в комнату, из комнаты снова на кухню, разыскивая свою сумку, зонт, куртку.
— Ой, Лидка, — пробегая мимо Лиды, суматошливо попросила она, — будь другом, позвони, сколько там времени?
— «Который час»! — услышав, поправила ее Нина Елизаровна.
Аня отмахнулась от матери:
— Ой, ну у меня же нет твоего высшего!
— Семь часов пятьдесят девять минут, — сообщила Лида, выслушав по телефону ответ автомата.
— Ой, опаздываю! — совсем заполошно заметалась по квартире Аня и между этими метаниями торопливо спросила Лиду: — Слушай, так в шесть ты дома будешь, ты мне не сказала?
— Буду, должна, во всяком, случае, быть, — не понимая, к чему она, ответила Лида.
— Тогда, слушай, Мишка придет, ты уж его займи, я, может быть, задержусь немного.
— Ты задержишься? — удивилась Лида. — На работе?