Звезда гарема
Шрифт:
Вздохнув, Доротея подтолкнула дочь к лестнице.
– Дочурка, иди и приведи Эрве.
Жизель уже пошла выполнять приказание матери, но тут же повернулась к Люсьену.
– Эрве – мой брат, – доложила она и помчалась наверх.
– Уже к вечеру она не будет слезать с твоих рук, – заверила сына Доротея, затем, взяв Люсьена под руку, повела его туда, где ждали Винцент и остальные.
Усадив мать, старший из братьев устроился в кресле, которое недавно занимал Винцент.
– Оставьте нас одних, – приказал он рыцарям и слугам.
Они неохотно удалились. В комнате повисло
– Скажи нам...
– .Нет, мама, подождем Эрве...
Донельзя удивленная странным поведением сына, который, вернувшись в родной дом, должен был бы скакать от радости и веселиться, как ребенок, а вместо этого ведет себя подобно неотесанному мужлану, Доротея взглянула на среднего сына.
– Присаживайся с нами, – предложила она. Тот немного помедлил, затем сел в кресло, удаленное от Люсьена на безопасное расстояние. Напряжение становилось ощутимым, недоброе предчувствие охватило собравшихся. Наконец появился Эрве. Остановившись на последней ступеньке, младший из братьев изумленно разглядывал гостя.
– Я не поверил Жизели, – пояснил он, – но это правда.
Будто тяжкий груз свалился с его плеч, он побежал к Люсьену.
Тот поднялся, чтобы заключить Эрве в объятия, отмечая про себя, как окреп и возмужал брат в его отсутствие. Николас не преувеличивал.
– Как хорошо, что ты дома, – радостно сказал Эрве, когда Люсьен отстранился от него. – Очень хорошо. – Юноша уселся за стол.
– Многое изменилось, – заявил старший де Готье, оставаясь стоять. Он смотрел на Винцента. – Я все узнаю, но позже, сначала мне надо задать вам один вопрос.
Средний брат тоже поднялся.
– Я заранее знаю, о чем ты хочешь спросить, – произнес он, и его красивое лицо осунулось и побледнело.
Сдерживать гнев для Люсьена всегда было невообразимо трудно. Но он знал, что должен держать себя в руках хотя бы ради матери.
– Я думаю, что ты должен знать, но в курсе ли все остальные?
Винцент посмотрел на мать, на младшего брата, затем неохотно перевел взгляд на Люсьена.
– Нет, они думали, что ты мертв.
– Мы все думали, что ты погиб, – вмешалась Доротея, изумленно подняв брови. – Когда ты не вернулся из Франции и не было никаких других известий, ничего другого не оставалось думать.
– Но ведь известия были, не так ли, Винцент?
Выслушав этот странный диалог между двумя ее старшими сыновьями, Доротея тоже поднялась.
– Объясни мне, Люсьен, – взмолилась женщина. – О чем ты говоришь?
Винцент совершил самый героический поступок в своей жизни – подошел ближе к брату.
– Он и объясняет, мама, – сказал средний брат. – Было известие о том, что он жив.
– Что? – Доротея схватилась за сердце.
– Да, известие пришло вместе с требованием выкупа от одного из мусульман.
Слишком много волнений свалилось на плечи несчастной женщины. Зашатавшись, она рухнула в кресло.
– Ты никогда не говорил об этом, – прошептала она.
Винцент умоляюще взглянул на мать.
– Как я мог? Кошельки были тогда практически пусты, нельзя было наскрести достаточно денег на выкуп.
– Что ты имеешь в виду «не
Средний брат опустил глаза.
– Когда отец умер, а от тебя не поступало известий, я подумал, что, если ты мертв, то я – наследник, решил, что все – мое...
– Все твое, – повторил старший брат, упирая сжатые кулаки в бока, чтобы не пустить их в ход. – И что ты сделал с наследством?
За него ответил Эрве:
– Он их проиграл, почти все до последней монеты.
– Я пытался вернуть деньги обратно, чтобы заплатить выкуп, – оправдывался Винцент.
– А сейчас мы на грани нищеты, – горько заметил Эрве.
«Вот о чем предупреждал Байярд», – мелькнула мысль, у Люсьена. Многое изменилось в Фальстаффе, и потрясение, которое он испытал, узнав о потере Дьюмор Пасс, ничто по сравнению с тем, что он чувствовал сейчас. Внутри у Лесьена будто что-то оборвалось. Он взглянул на Эрве.
– Объясни.
Младший брат сложил руки на груди, его левая нога нервно подрагивала:
– Скажи ему, Винцент, – настаивал он. – Скажи наследнику Фальстаффа, кто сейчас держит в руках большую часть земель де Готье.
Глядя в тот момент на среднего брата, только безумный мог назвать его красивым. Его точеное лицо, которому всегда завидовали мужчины, теперь, донельзя искаженное, стало похоже на карикатуру.
– Каждый раз, когда я думал, что он у меня в руках, этот ублюдок умудрялся отхватывать у меня еще кусок, – с трудом произнес Винцент, проводя дрожащей рукой по лицу. – Мне надо было остановиться, но казалось, что в следующий раз удача будет на моей стороне и я все отыграю.
Теперь Люсьен понял, почему в зале находилось столь мало рыцарей, – вассалы больше не служат де Готье, они состоят при ком-то другом. Прекрасно зная ответ, он все-таки задал вопрос:
– Кому теперь принадлежат земли, Винцент? Брат тяжело вздохнул.
– Байярду.
Байярд... Мускулы на теле Люсьена напряглись, а руки затряслись от сдерживаемого желания пустить их в ход. «Прими это, смирись и давай жить в мире», – так сказал этот ублюдок, зная, что Люсьена ждет в Фальстаффе.
Не сдержавшись, Люсьен набросился с кулаками на Винцента. Пол зала превратился в поле сражения. Смутно Люсьен слышал крик матери, но все же он не позволил Винценту воспользоваться кинжалом. Винцент как боец в подметки не годился старшему брату, он не сумел бы от него защититься, если бы даже захотел. Покорясь судьбе, он безропотно сносил страшные удары. У него уже был разбит нос, расквашены губы, огромные фиолетовые синяки украсили оба глаза, все тело гудело от ушибов.
Наконец, Люсьену пришло в голову, что это не драка, а самое настоящее избиение. «Почему брат не защищается? – удивился Люсьен. – Ну, по крайней мере, пусть вытянет руку и защищает свое красивое лицо». Внезапно он прекратил это бессмысленное избиение.
Тяжело дыша, подняв руки, костяшки пальцев на которых были сбиты в кровь, Люсьен сел на колени и посмотрел на поверженного брата.
– Ну давай, – с трудом проговорил Винцент, глядя на него сквозь начавшие уже отекать веки. – Покончи со мной, я ничего другого не заслуживаю.