Звезда любви

Леонова Юлия Сергеевна

— Я так понимаю, ты спешишь увидеться с mademoiselle Быстрицкой? — остановил он его.

— По условиям пари это не возбраняется, — попытался отшутиться Поль, однако слова Михаила и в особенности тот тон, которым они были сказаны, вызвали какую-то безотчетную тревогу.

— Я должен признаться тебе, — вздохнул Горчаков.

Павел ощутил, как неприятный холодок пробежал по спине при этих словах приятеля.

— В чем? — выдохнул он.

— Я вчера отвозил Анну домой… — ответил Михаил.

— И? — напряженно гладя в его глаза, спросил Шеховской, побуждая его продолжить начатую фразу.

— Боюсь, ты не найдешь ее за кулисами…

Павел молча сверлил его глазами, ожидая

продолжения.

— Я вчера перебрал… — опустил голову Горчаков.

— Ну же, говори! — Шеховской стиснул пальцы в кулаки, ощущая нарастающую в душе панику. Воображение рисовало ему картины одну страшнее другой.

— Не знаю, что нашло на меня, я попытался поцеловать ее, но Анна сопротивлялась…

— Господи, Боже, Мишель… — прошептал Поль срывающимся голосом, — только не говори, что ты… — он не мог заставить себя произнести эти слова вслух.

— Я ударил ее, — закончил Горчаков, не в силах поднять голову и посмотреть в глаза Шеховского.

Павел побледнел и, молча развернувшись, быстрым шагом направился к выходу. В душе смешались злость на Мишеля, страх за Анну, недовольство собой. Господи, ну почему вчера он позволил Михаилу увезти ее, почему допустил, чтобы он остался с ней один на один?! Он помнил, как провожал их глазами и даже уже почти решился поехать вместе с ними, лишь бы не оставлять Горчакова наедине с Анной, но тут Элен, повиснув на его руке, попросила проводить ее домой, потому как совершенно пьяна и не чувствует в себе сил добраться самостоятельно, и он не смог отказать ей. В темноте экипажа Лена льнула к нему всем телом, томно вздыхала, положив голову на его плечо, но все ее попытки пробудить в нем былой интерес только раздражали его. Проводив ее до дверей квартиры, Поль уже хотел уйти и оказался совершено не готов к тому, что Элен, вскинув руки ему на шею, прижмется губами к его губам. Руки привычно легли на тонкую талию, и он сначала ответил на ее поцелуй, но потом, опомнившись, отступил на шаг.

— Это ничего не меняет, — прошептал извиняющимся тоном, глядя в ее глаза. — Тебе не следовало этого делать.

— Почему?! — ее голос звенел от отчаяния и готовых пролиться слез. — Почему она?

— Кто? — вздрогнул Шеховской.

— Анна, — неожиданно выкрикнула Лена с нескрываемой злобой. — Ты ведь сам сегодня видел, что она уже выбрала Горчакова. К чему тебе добиваться ее?! Не привык к поражениям?!

— Не Вашего ума дело, Елена Леопольдовна! — осадил ее Павел. — Не вмешивайтесь в мои дела.

— Прости, прости меня! — тотчас переменила тон Элен.

— Доброй ночи, сударыня, — холодно простился с ней Шеховской и, оставив ее стоять на лестнице, поспешил вниз, к выходу из парадного.

Прислонившись спиной к стене, Элен прикрыла глаза. Злые слезы текли из-под роскошных ресниц, но она даже не пыталась утирать их. Пусть, пусть текут, — думала она, — может, не будет так больно потом, когда этот поток иссякнет, а когда открыла глаза, едва не вскрикнула, увидев в полумраке слабо освещенного парадного склонившееся к ней лицо Поплавского. Аристарх казался совершенно спокойным.

— Елена Леопольдовна, голубушка, с Вами все хорошо? — участливо поинтересовался он.

— Все прекрасно, Аристарх Павлович, право, не стоит так беспокоиться обо мне, — попыталась улыбнуться Лена и, утерев слезы тыльной стороной ладони, нашла в своем ридикюле ключ и поспешила отпереть дверь.

— Доброй ночи, Аристарх Павлович, — улыбнулась она ему сквозь слезы, и, не дожидаясь ответа, исчезла за дверью своей квартиры и торопливо повернула ключ в замке.

Поплавский стоял перед дверью квартиры Элен и задыхался от бессильной ярости: его опять отвергли! С того самого дня, как он

привел mademoiselle Ла Фонтейн к Гедеонову и рекомендовал ее в качестве актрисы, он мечтал о ней, но тогда начинающая актриса отказывалась даже говорить с ним на эту тему, прикрываясь шаткостью своего положения в театре, и он отступил. Однако вскоре ее уже окружали такие поклонники, что Аристарх и думать не смел о соперничестве с ними, а Элен оказалась весьма привередливой в выборе покровителей. Он терпеливо ждал своего часа, и, казалось бы, дождался, когда она осталась беспомощной и разбитой после разрыва с князем Шеховским, помог ей найти квартиру и заплатил ее долги, полагая, что теперь-то она будет к нему благосклонна. Но сегодня весь вечер Элен старалась привлечь внимание Шеховского, а потом уехала с ним домой. В отчаянии Поплавский кинулся за ними следом, даже не подумав о том, что будет делать дальше. У него отлегло от сердца, когда он едва не столкнулся с выходящим из парадного князем, и, увидев рыдающую Элен, уже готов был прижать ее к своей груди, но даже сейчас она отмахнулась от него и захлопнула дверь перед его носом. Что ж, Елена Леопольдовна, больше я Вам не позволю обращаться со мной подобным образом! — пообещал сам себе Поплавский, поднимаясь в собственную квартиру.

А Лена, оставшись наедине с собой, сдернула с головы шляпку и швырнула ее прямо на пол, за шляпкой последовал плащ. Ей казалось, что ноги ее налились свинцом, и она не в силах сделать больше не единого шага. Тяжело опустившись на софу, она закрыла лицо руками. Завтра она снова станет примой Александринки, снова выйдет на сцену к своим поклонникам с ослепительной улыбкой на устах, снова будет играть ту роль, которая ей досталась. Ну, а сегодня она просто женщина, уставшая, слабая и одинокая. Она вспоминала, как посмотрел на нее Шеховской перед тем, как ему уйти: в его серых глазах читалась жалость к ней, и больше ничего. Но жалость не поможет ей возродить тот пожар страсти, что горел между ними более года.

* * *

Выйдя из театра, Шеховской, назвав вознице адрес дома, где снимала квартиру Анна, забрался в экипаж. Ему казалось, что карета движется слишком медленно. Быстрее! Быстрее! — мысленно подгонял он кучера. Наконец, лошади остановились, и не дожидаясь, когда возница откроет дверцу и опустит подножку, Поль легко спрыгнул на землю. Швейцар, заметив богатый экипаж у парадного, уже с поклоном открывал двери. Небрежно бросив ему, что направляется с визитом к mademoiselle Быстрицкой, Шеховской почти бегом поднялся на последний этаж и постучал. Затаив дыхание, он ждал, но за дверью была тишина. Он снова постучал, на этот раз уже громче и требовательнее.

— Кто там? — раздался тихий голос из-за двери.

— Анна, откройте, — попросил он.

— Уходите, Ваше сиятельство, — глухо прозвучал ее голос.

— Анна, я не уйду! Если Вы не откроете, я вынесу эту проклятую дверь и подниму на ноги всех Ваших соседей! — пригрозил он.

Послышался скрежет отодвигаемого засова, дверь приоткрылась, и показалось бледное испуганное лицо. Юля, стараясь не поворачиваться к нему изуродованной щекой, застыла на пороге.

— Что Вам угодно, Павел Николаевич?

Не говоря ни слова, он отодвинул ее и, войдя в прихожую, закрыл за собой дверь. Взяв ее за руку, как ребенка, Шеховской втащил ее в гостиную. На столе лежали открытые ноты, в старом бронзовом подсвечнике горели свечи — очевидно, до его прихода Анна разучивала новую партию. Павел остановился перед ней и, осторожно взяв ее за подбородок, повернул ее лицо к свету. Сдавленное проклятие сорвалось с его губ.

— Мерзавец! — прошипел он.

Девушка дернулась в его руках и отстранилась.