Звезда негодяя
Шрифт:
– Верстовой столб? Мы уже в царстве фейери?
– На дальних границах, – Тавиэль остановился, с болезненной гримасой прикоснулся к раненому плечу. – Это заброшенное место, здесь давно уже никто не появляется. Но столбы стоят. Когда-то тут была одна из наших дорог.
– Тропинку-то кто прокладывает? – спросил Коннор. Тавиэль пожал плечами.
– Не знаю. Зверье, должно быть. Или такие храбрые дети вроде нашего шефа Брауни.
За одним из стволов что-то мелькнуло, словно рыжий огонек вспыхнул и поплыл над травой. Коннор
Никого. Ему мерещится.
«Берта стала частью меня, – подумал он. – Я ее убил, и все изменилось».
– А зачем туда мертвеца класть? – осведомился шеф Брауни, которому пришла охота узнать побольше об обычаях владык земли.
– Чтобы он защищал дорогу, – ответил Тавиэль. – Мало ли, какие незваные гости пожалуют, вроде нас с вами.
Шеф Брауни изменился в лице и направил пистолет на раздвоенную сосну. Тавиэль рассмеялся.
– Бояться нечего! – ответил он, явно довольный тем, что смог напугать шефа. – Все верстовые столбы в этих краях уже мертвые. В прямом смысле.
Эльф побледнел и сел прямо на тропинку. Коннор вздохнул и протянул ему флягу, но Тавиэль отрицательно мотнул головой.
– Не надо. Сорвите мне рябины, будьте добры.
Действительно, через несколько шагов росла тонкая кривенькая рябина, все богатство которой было в трех кистях темно-красных ягод. Коннор сорвал одну, бросил эльфу – Тавиэль запихал ее в рот и принялся жевать.
– Долго нам еще? – спросил шеф Брауни. Тавиэль проглотил рябину, и Коннор заметил, что на его лице появился румянец.
Все это время Коннор не переставал смотреть по сторонам, чувствуя чей-то взгляд то на спине, то на лице. Не злой, не заинтересованный – просто чужой. Но призрак Берты Валентайн не появлялся.
– Долго, – ответил Тавиэль. – Советую, кстати, пожевать рябины. Придаст вам сил.
Он прищурился, что-то прикидывая, и добавил:
– К утру доберемся.
Эмму разбудил запах.
В комнате вдруг повеяло чем-то кисло-сладким, похожим на сок старых осенних ягод. Запах тревожил и навевал тоскливые воспоминания о болотных тропах и криках улетающих птиц. Еще не проснувшись до конца, Эмма села в кровати, и чужая рука придержала ее за плечо.
– Как спалось? – услышала Эмма голос своего похитителя и открыла глаза. Фейери, который назвал ее своей племянницей, сидел на краю кровати и рассматривал Эмму с тем интересом, с которым ученый смотрит в микроскоп на очередную диковинку. За интересом пульсировала брезгливость – едва заметная, но она все же была.
– Отпустите меня, – прошептала Эмма, понимая, что ее похитили не для того, чтобы отпускать. Но и промолчать и не попросить об этом она не могла.
Четко очерченные губы фейери дрогнули в улыбке. Он будто бы презирал Эмму – и в то же время жалел.
–
– Вы вчера сказали, что я ваша племянница, – сказала Эмма и бросила взгляд на потолок – те же звезды плыли в темно-синей вышине. Было ли это вчера? Сколько времени она пробыла здесь? Фейери посмотрел на книгу на прикроватном столике и поинтересовался:
– Интересное чтение?
– Не знаю, – ответила Эмма, чувствуя, как притупившийся было страх снова просыпается в ней, пробивается к горлу горячими ударами. – Я не умею читать по-вашему, только смотрела картинки.
Фейери понимающе кивнул.
– И что ты поняла из них?
– Это история любви, – сказала Эмма. – Фейери и человеческая девушка полюбили друг друга и поженились.
Фейери прикрыл глаза. Кивнул.
– У нас иногда появляется такое безумие. Некий род душевной болезни, когда один из нас сходится с наверхницей, – произнес он. – Таких всегда казнят, нам здесь не нужны ни больные, ни их ублюдки.
«Больные, – машинально повторила Эмма. – Их ублюдки».
– Такое же безумие однажды охватило моего брата, – продолжал фейери. – Он полюбил твою мать, родилась ты. Ты знаешь, кем был Галхаад?
– Мастером над болью, – глухо откликнулась Эмма. В ушах шумело, глаза горели, а голову наполнял стук. Значит, шеф Брауни оказался прав. Значит, все это время Эмма жила, не зная правды о себе – и вот эта правда ударила ее по лицу.
Фейери усмехнулся.
– Мастером над болью, – горестно повторил он. – Верно. Тавиэль рассказал?
Эмма кивнула.
– Чтобы ты понимала, мастер над болью – это пятый в нашем ранге. Выше него только Великие владыки и Первый всадник, – сказал фейери. – Он смог скрыть от всех свое падение и твое рождение, но ничего нельзя скрывать слишком долго. Такой великий сын земли, и упал так низко.
«И моя мать молчала об этом всю жизнь, – подумала Эмма. – Она понимала: если я узнаю правду, то для нас обеих все будет кончено. Ее брак с Максимом Эдельстаном был фиктивным».
– А Клилад Осборн? – спросила она. – Мы с матерью жили в его доме.
Фейери прикрыл глаза.
– Галхаад, как бы это выразиться, с ним приятельствовал. Его падение оказалось глубже, чем у всех до него. Собственно, если ты падаешь, то уже нельзя остановиться. Только ниже, ниже, ниже. В глубины тьмы.
Он махнул рукой.
– Мы вам совсем не интересны? – Эмма поняла, что снова говорит глупости. Зачем владыкам земли интересоваться мошками, которые ползают по поверхности. Фейери рассмеялся, негромко и мелодично: должно быть, такой смех заманивал путниц в чащу, к короне из красных ягод.
– Вы? Нет. Конечно, вы бываете забавны, но не более того. И иногда это весело, наказывать вас за проступки. Оп! – и землетрясение проглотило ваш городишко.
– Как вас зовут? – спросила Эмма. Взгляд фейери потемнел, в нем длинной прядью паутины скользнула печаль.