Звезда Парижа
Шрифт:
Милый Тюфякин, он так добр к ней и так мало требует…
Старый князь, всё так же поглаживая ее волосы, пробормотал:
— Поверьте мне, Адель, я уже неплохо вас знаю. Все люди грешат и вы не исключение. Но не позволяйте, милочка, им судить себя, потому что они, совершая грех, порой даже не были в таких обстоятельствах, как вы. Я не хочу сказать, будто вы так уж страдали. Я только хочу, чтобы вы не поддавались им. Быть монахиней или святой — не ваш удел. Вы рождены для иных дел и кому-нибудь вы обязательно дадите счастье, а многим уже дали. Например, мне. Не меняйтесь по возможности,
— Вы слишком снисходительны, — проговорила она едва внятно.
— Я тоже грешен. Поэтому снисходителен.
5
Делессер приехал к Адель Эрио утром в праздник Сретенья Господня под видом визита, какие были приняты в этот день. Адель, гнев которой еще не утих, высказала ему всё, что думала о неумении нового префекта что-либо скрыть от газет, о том, какие грязные и дурацкие сплетни наводнили Париж после ее кошмарного брака с де Геллем, и о том, что она не позволит, дабы с ней обращались как с обыкновенной полицейской осведомительницей.
— Я хочу развестись с этой вашей ищейкой и как можно скорее, — заявила она в ярости.
Делессер, заложив руки за спину, заявил:
— Сожалею, но это невозможно.
— Почему?
— Да потому, милочка, что еще два дня назад господин де Гелль был в Марселе, а сейчас, вероятно, уже плывет в Турцию.
— В Турцию?!
— Да, моя дорогая, в Измир, — любезно сообщил новый префект.
Глаза у Адель сузились:
— Это ваша новая шутка, не так ли?
— Нет.
— Но этот человек, насколько я знаю, должен был летом сдавать какие-то экзамены!
— А он их сдал. И весьма успешно. Но, как вы, вероятно, поняли, его главным устремлением является работа в полиции. Поэтому он и поехал туда, где нужен был более всего.
— И я не могу получить свободу?
— По причине измены — нет. Пожалуй, только по причине отсутствия супруга, но тогда вам придется подождать лет пять, как требуется по закону.
— Вы просто шут, — сказала Адель с отвращением. — Не знаю, что меня удерживает: давно следовало бы разболтать о нашей сделке.
— Видимо, вы боитесь, что это вам повредит.
Помолчав, Делессер добавил:
— Или боитесь со мной поссориться. Полно, Адель, не дуйтесь. Что за страсть к формальностям? Де Гелль ничем вам не мешает. Брачный контракт не дает ему никакой надежды на ваше имущество, так чем же вы связаны? Потерпите немного. Было столько дел, что я меньше всего думал о вашем разводе, когда посылал Оммера в Турцию.
Делессер считал нужным заговорить с Адель чуть мягче: очень уж сверкали глаза у этой непредсказуемой кошки, которая то казалась домашней, то в один миг могла стать дикой. Благоразумнее было бы держать ее в узде, но не доводить до крайности. Адель, подозревая об этом маневре Делессера, решила воспользоваться этим неожиданным смягчением и спросила весьма враждебным тоном:
— Что это за дело вы начали против д'Альбонов? Говорят, вы даже произвели у них обыск.
Делессер мгновение
— Я? — переспросил он, расстегивая одну из пуговиц жилета. — Да ведь это вы начали это дело, а не я.
— Что это значит?
— На столе Жиске я обнаружил материал, на который натолкнули его вы. Это следует из бумаг. Материал весьма выигрышный. — Делессер ухмыльнулся, потирая подбородок: — Он, этот бедняга Жиске, провел всю подготовительную работу, собрал десятки донесений от агентов, но не успел поставить точку. Точку поставлю я.
— Да, и король сразу увидит, до чего вы подходите на роль префекта, — с насмешкой сказала Адель. — В первые дни раскрыт первый заговор!
— Да, милочка, вы мыслите верно. Мне в этом смысле повезло. Но, поскольку вы первая навели полицию на Мориса д'Альбона и остальных, то я склоняю перед вами голову и благодарю.
Делессер действительно галантно поклонился, слегка расставив руки. У Адель похолодело внутри. Она с возрастающей тревогой спросила:
— Другие? Есть еще люди, которые связаны с Морисом?
— Добрых два десятка, — деловито сообщил новый префект.
— Кто именно? — допытывалась Адель, хмурясь все больше.
Делессер, не замечая ни ее изменившегося лица, ни внезапной бледности и тревоги, проскальзывавшей в каждом жесте, ответил:
— Что ж, поскольку точно доказано, что вы не роялистка, будет вовсе не грешно побеседовать с вами об этом… Имен, моя дорогая, много, и самых громких. Некоторые из заговорщиков, конечно, для нас заведомо недосягаемы, такие, как Ид де Невилль, старая роялистская лиса, который устроил больше заговоров, чем имеет волос на голове… ну, и есть, разумеется, такие, которые живут в Париже, вращаются в обществе и всеми уважаемы. Их арест наделает много шуму.
— Их арест? Вы их арестуете?
— Завтра же вечером.
— И у вас есть доказательства?
— Свидетельства, мадемуазель. Десятки свидетельств. И бумаги. — Пожимая плечами, Делессер рассерженно проговорил: — Некоторые давно были на подозрении — такие, как, например, Монтрей. Даже странно, что он на это решился, и даже как-то жаль….. Я привык к нему, черт побери. Я привык к нему. Да и мать его — я был с ней в наилучших отношениях. Да, дорогая моя, в моей новой службе есть и неприятные стороны.
То, что он говорил дальше, Адель уже не слышала. Она будто онемела и потеряла на какое-то время слух. Поначалу в мыслях был такой разброд, что трудно было что-либо уразуметь, но потом Адель мало-помалу ухватилась за кончик одной из них, и клубок понемногу стал распутываться. Смятение, охватившее ее поначалу, отхлынуло. Она очень ясно сознавала, что просить Делессера о снисхождении будет напрасным — он считал раскрытие заговора делом выигрышным и ни за что от него не откажется, да и глупо было бы просить о таком после того, как сама донесла на Мориса. Впрочем, что ей было за дело до виконт д'Альбона? Ее волновал Эдуард. И опять же: стоит ли просить за него? Просить для того, чтобы он достался Мари, этой сероглазой наивной шатенке, которая хотела забрать у Адель то, чем она жила — сознание того, что она ближе всего к Эдуарду?