Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…
Шрифт:
– Да, он!.. Француз по кличке «Плёха».
– Конечно же, я прекрасно его помню, Станек! Из балетных он был. Гибкий… Грациозный… Спина ровная, как струна натянутая. Еще бы я его не помнил!..
– Да… Актёром балета был наш «Плёха»… Правда, уже отставным…
– А помнишь, Станек, сколько мы над ним подшучивали?..
– Помню, Михаська!.. Всё пытались научить его русское слово «Плохо» выговаривать. Но… безуспешно!.. – улыбнулся Станислав.
– Да… Безуспешно… – согласился с ним Михаил. – Так и не
– Да уж…. даже при этом краснел весь и трясся от злости, особенно во время разучивания котильона..
– О, котильон!.. Только не напоминай мне об этом танце, Станек, – поправляя свои волосы у зеркала, взмолился Михаил. – Сложно он мне давался… Пойди тут сразу запомни, в какую сторону следует в определенный момент повернуться или бежать и какой из дам прежде поклониться.
– Конечно же, сложный танец!.. – согласился Станислав. – Более ста фигур отрабатывал с нами в котильоне «Плёха».
– Зато не безуспешно, правда, Станек?! Теперь котильон у нас с тобой прекрасно получается.
– О да, Михаська, по части танцев мы с тобой уж точно – хоть куда!.. Мазурка, котильон, вальс, полонез… О!.. Нам ли всё это не по плечу?! Успех на паркете нам гарантирован! Да только ли по части танцев мы с тобой хоть куда? – с плутовской улыбкой на устах погладил свои усики Станислав. – Мы с тобой и по части женщин – тоже, хоть куда… Не так ли, брат?.. – посмотрел он на Михаила с игривым блеском в глазах.
Михаил скользнул взглядом по лицу Станислава и, смутившись, отвел от него глаза в сторону…
– А помнишь, Михаська, гимназиста Антона Яковлева, однокашника нашего?
– Который вместе с нами уроки танцев посещал?
– Да!
– Помню его, Станек! Хорошо помню. Ох, и увальнем же он был. Страшно вспомнить.
– А помнишь его мокрые руки, как у мокрицы? А круглую его физиономию и широкий нос в веснушках помнишь?..
– Помню, Станек. И что?..
– Вспомни, как он до белого каления доводил нашего «Плёху».
– Ещё бы он не доводил до белого каления эстетичного во всех отношениях «Плёху», – усмехнулся Михаил. – Ведь Антон толстым и неповоротливым, как бегемот, был. Ему только баржи по Волге таскать, а не балетные «па» ногами выписывать да антраша выполнять.
– Да-а-а… Страшно даже вспомнить нашего Антона, пытающегося совершить прыжок и, зависнув в воздухе, несколько раз скрестить вытянутые в струны ноги. У меня всегда было ощущение, что, если ему даже и удастся поднять в воздух свое тело, то, приземлившись, он уж точно под собой пол проломит.
– А вспомни, Станек, как тяжело ему балетные позиции давались. Ведь там требуется сильный выворот ног от бедра, выворот ступней. Освирепевший «Плёха» даже в деревянный станок с выдолбленными
– Конечно, помню, Михаська… «Плёха» всё этим пытался желаемого выворота его ног и стоп добиться. Но где там… Так и остался наш Антон дубовым…
– Да-а-а… смешная была затея, требовать от Антона гибкости тела, если оно у него дубовое было. А сколько он падал при выполнении «па». И всё потому, что не мог сохранять равновесия тела из-за неумения выворачивать ноги.
– А помнишь, Михаська, как Антон завидовал нам с тобой, что Господь от рождения наделил нас и балетной походкой, и гибкими ступнями ног? Хоть вправо их выворачивай, хоть влево, хоть вовнутрь… Даже плакал от обиды, что не родился таким же гибким. Его отец с завидным постоянством напоминал ему, что если он не добьется умения легко и красиво танцевать на балах, то и карьеры по службе ему хорошей не сделать. Зато мы с тобой, Михаська, в отличие от подобных Антонов, самим Творцом призваны по паркету порхать. Не так ли? – развеселился Станислав.
– Да! Это так, братишка! – не раздумывая, согласился с ним Михаил.
Но тут в дверях комнаты появилась всё та же… горничная Кристина… Собираясь с духом, она робко топталась на месте и, наконец, поймав на себе взгляд своего хозяина, доложила ему о цели своего визита…
– Я, пан Войцеховский, уложила в ваш экипаж шерстяной плед, – сказала она. – Укроетесь, когда будете возвращаться с бала домой. Под утро на улице очень холодно…
Станислав не сразу сообразил, что от него нужно его горничной… Какое-то время он держал ее под прицелом своего недоброжелательного взгляда, потом, с ехидцей усмехнувшись, спросил: «Мадемуазель Кристина!.. Откуда в вас столько трепетного участия к моей судьбе? Я вас об этом просил?..».
Кристина опустила глаза к полу…
– Уж, не влюбились ли вы в меня, мадемуазель Кристина? Или, может…. – перевел он свой взгляд на Михаила, – вы беспокоитесь о моём друге? Может, ваше сердечко к нему воспылало любовью?..
Лицо Кристины залилось румянцем… С опущенными в пол глазами она топталась на месте и молчала…
– Stanek! Przesta'n! Nie zlo's'c sie na nia!.. Ona tylko chciala pokaza'c swoja troske o Тobie! I to wszystko! Uspok'oj sie!.. Отпусти ты ее с Богом! – поморщился Михаил. Он почувствовал себя очень неловко перед горничной…
– Id'z do diabla!.. I zebym Сiewieej nie widzial.. Иди иди!! – указал Станислав горничной рукой на дверь.
Девушка сорвалась с места и скрылась из виду…
Станислав же стал присматриваться к Михаилу, который прохаживался по комнате в своих новых туфлях, желая к ним привыкнуть…
– Чего ты на меня пялишься? – спросил его Михаил.
– Ты хоть соображаешь, брат, что с пол-оборота лишаешь женщин рассудка?.. Она же влюбилась в тебя…
– Кто?
– Горничная…
– И что?