Звезда Серафима Саровского… Звезда любви…
Шрифт:
– Ничего… Просто интересно, как это ловко у тебя получается – отнимать у женщин разум, ничего для этого не делая. Ну, брат, ты, прямо-таки, сладкий Демон девичьих грез…
Михаил никак не отреагировал на слова друга… Ему это было не интересно, поскольку его мысли вновь были заняты разговором, который был прерван по причине неожиданного появлении горничной на пороге его комнаты.
– А помнишь, Станек, как мы с тобой ходили к Герде Карловне на занятия по этикету? – воспламенился он прежними воспоминаниями. – Её твой дедушка для нас нанял.
– Помню, Михаська. Она гувернанткой в соседнем
– Как сейчас, помню её, эту старую, занудливую немку Герду Карловну. Такая маленькая была, тощенькая, на крыску похожая… Волосенки у нее жиденькие были и зализанные назад, а на затылке в маленькую «дулю» собранные. Фу… Не любил я её, – поморщился Михаил.
– И черепок у неё, как дыня, был, – зловредно добавил Станислав. – Помимо всего прочего, она ведь ещё и старой девой была, в свои-то лет сорок… Наверное, по этой причине и злая вечно ходила…
– Вот-вот! – с ехидством подтвердил его слова Михаил. – Неудовлетворенная женщина – это катастрофа, братишка!
– Да-а-а… страшно подумать, Михаська, что нашу Герду Карловну за всю её жизнь так и не совратил ни один мужчина. Может, потому что она и на женщину-то сроду не была похожа?
– Скорее всего, так и есть, Станек… Нам-то, мужчинам, панночек нежных, ласковых, ухоженных подавай. А что такое – Герда Карловна? Так… чёрствый сухарь, о который только зубы ломать. Да и гонору в ней было много, да вдобавок необоснованного. Ходила-то всегда, как скала, непреступная. Спина прямая, как кол проглотила. Через пенсне на всех сверху вниз смотрела. По крайней мере, так казалось, несмотря на ее маленький рост…
И тут лицо Михаила осветила улыбка. «Вспомнился мне сейчас, Станек, один пикантный момент с тех времен, – сказал он. – Однажды видел я, как с Гердой Карловной твой учитель по фехтованию заигрывал».
– Генрих Оттович? – рассеялся Станислав.
– Да! Он! Не давал ей из дверей дома выйти… Она шаг вправо – он перекрывает ей дорогу… Она шаг влево – он снова перекрывает ей дорогу… На её бы месте, другая расцвела бы от счастья, пококетничала бы с кавалером, но где там… Пенсне у нашей Герды Карловны раскалилось от бешенства, лицо посерело от злости. Как врезала своей любимой указкой, с которой никогда не расставалась, по плечу горе-ухажера, да как возопила: «Sch"ame Sie sich, Heinrich Ottowitsch!.. Weg, weg von mir!..».
– Ой… вот глупая-то! Нашла, кого к стыду призывать! – сделал глумливую гримасу Станислав. – Это нашего-то Генриха Оттовича! О, cholera!.. Да он, словно любвеобильный пастух Селадон, ни одной юбки не пропускал! Да и собой был неплох!.. Высокий, стройный, симпатичный… На ее бы месте судьбу благодарить, в коем-то веке мужского внимания была удостоена…
– А может, Станек, наша Герда Карловна позиционировала себя вершиной целомудрия… Может, ей попросту хотелось дождаться своего единственного скалолаза, которому она и пожелала бы покориться, – продолжал злорадствовать Михаил.
– Интересно было бы взглянуть на того скалолаза, Михаська, который возжелал бы взобраться на эту вершину целомудрия и лишить её девственности… Не ошибусь, если скажу, что такого скалолаза и по сей день не нашлось. На мой взгляд, Герда Карловна не та женщина – пардон, девица – которая могла бы пробудить в
– Фу!.. – брезгливо поморщился Михаил. – В Герде Карловне напрочь отсутствует женское начало, потому-то и в голову не придут рассуждения о ней в контексте невинности – или чего-то того, что её хоть как-то отождествляло с прекрасным полом. Она попросту робот в женском облипни, и не более… А вот невинность, Станек – это понятие, касающееся особ юных… особ, от которых исходят флюиды нежности, женственности, высокой девичьей нравственности… Понимаешь, о чем я?..
– Нет… не понимаю тебя! – с недовольством смотрел на него Станислав. – Ты что, Богдан, с дороги переутомился?! Ты еще на колени встань да вознеси к небесам руки, прославляя чистоту девичьих намерений. О каких флюидах высокой нравственности ты здесь говоришь?! Да в любой панночке греховных зачатков больше, нежели нюхательного табака в табакерке!..
– Тебя послушаешь, Станек, и жить страшно делается! – устало отмахнулся от него Михаил. – Разве, не существует среди женщин тех, которые преданы своему мужчине?.. Только одному ему, только своему единственному!..
– Пан Богдан… или ты окончательно рассудка лишился, или меня разыгрываешь! Куда пропало то единомыслие, которое всегда укрепляло нашу с тобой дружбу?!
– Я, пан Войцеховский, верю в чистоту отношений между мужчиной и женщиной!.. По крайней мере…. очень бы хотелось в это верить…
– Ты веришь в небылицы, пан Богдан! Заруби себе на носу, братишка, любая женщина нравственна только до тех пор, пока не востребована ни одним из мужчин. Не существует в природе нравственных женщин!.. Существуют только не востребованные мужчинами женщины, потому-то и сохранившие свою невинность. Вот и вся теория, переходящая в практику! Ой… тебе ли, Богдан, это втолковывать…
– Не знаю тогда, что и сказать!.. – мрачно вздохнул Михаил. – Но мне бы очень хотелось верить в большое и светлое чувство между мужчиной и женщиной.
– Читай сказки, малыш, – ядовито кинул Станислав. – А что касается Герды Карловны, так это образец того, какой ни в коем случае не должна быть женщина. Ведь в ней сроду ничего женственного не было. Ну, что такое Герда Карловна?.. Так… тщедушное тельце без всяких женских форм… Крысиное личико и маленькая, как дыня, головка, заполненная до отказа всякого рода сентенциями..
– Помню, помню все её нравоучения, Станек, – подхватил его мысль Михаил…
– А я, Михаська, как сейчас помню её, деловито расхаживающую по комнате… Туда-сюда… Туда-сюда… От окна к двери… От двери к окну… – посмеивался Станислав, при этом поглаживая свои усики. – Руки заложены за спину… в руках указка. Она мне всегда птицу-секретаря в такие минуты напоминала или арестанта в камере предварительного заключения. А помнишь, Михаська, как она при этом нудно вдалбливала в наши головы: «На балу важно не только красиво танцевать, но и также грациозно ходить и стоять. Не следует прислоняться к стенам и колонам. Дамам рекомендуется делать комплименты», – продолжал и продолжал изгаляться Станислав над своей учительницей по этикету и цитировать ее нравоучения. – Помнишь, Михаська?..