Звезда утренняя
Шрифт:
Горькая улыбка появилась на лице астронома.
— Кровь! — сказал он.
— Ничего, это от напряжения, — пыталась успокоить его Наташа.
— Нет, это конец… — Потом прибавил: — Какая тоска!..
— Пройдет, пройдет, — говорила Наташа, едва сдерживая слезы и проклиная свое бессилие.
Вскоре зашел Виктор Петрович и попытался ободрить профессора разговором на научные темы. Больной безучастно смотрел прямо перед собой и ничего не отвечал.
Кашель показал, что процесс происходит в легких. Шаповалову
В тот день дежурил Сандомирский. Хорошо зная Михаила Андреевича, он постарался и приготовил обед повкуснее. Сварил суп из рыбных консервов, поджарил блинчики с мясом, которые очень любил астроном, а на закуску подал салат из крабов. Больному налили стакан белого вина. На третье был компот из фруктов.
Каково же было огорчение Сандомирского, когда больной даже не притронулся к этим вкусным вещам.
— Не хочется, — сказал он тихим голосом. — Очень вкусно, но мне не хочется.
Он выпил только глоток вина.
В салоне шли невеселые разговоры.
Ночной мрак еще не вполне рассеялся, и за окнами виднелась темно-синяя мгла рассвета. Вдруг на небе вспыхнули огни полярного сияния. Профессор приподнялся на локтях, чтобы лучше видеть поразительное явление, но со стоном опустился на постель.
— Вам плохо, Михаил Андреевич? — спросила, склоняясь к нему, Наташа.
— Не знаю… Голова болит… И глаза режет. Света выносить не могу…
Наташа прикрыла настольную лампочку листом темной бумаги.
Пришел Виктор Петрович и спросил:
— Температуру мерили?
Наташа посмотрела на градусник: 38,8…
— Михаил Андреевич, покажите-ка ваш язычок! — попросил академик.
Язык у астронома был покрыт странным бурым налетом. Академик нахмурился.
— Скорее сделайте анализ крови! — тихо сказал он,
Наташу не нужно было просить дважды. Быстро и ловко она проделала процедуру, улыбнулась больному, попутно поправила одеяло и подушку.
Михаил Андреевич лежал с закрытыми глазами и молчал.
Виктор Петрович и Наташа прошли в лабораторию и там вместе произвели анализ. Склонившись над микроскопом, молодая женщина торопливо делала подсчеты. Когда все было закончено и результаты анализа лежали в виде лейкоцитарной формулы, академик просмотрел ее и помрачнел.
— Белокровие! — сказала Наташа. — Типичный лейкоз!
Если раньше количество белых шариков было значительно больше нормы, так как организм призывал на помощь все свои оборонительные силы, то сейчас в кубическом миллиметре крови едва насчитывалась тысяча лейкоцитов. Изменился и самый их состав. Преобладали формы, свидетельствующие о разрушении, о катастрофическом ухудшении состава крови. Число красных кровяных телец также было значительно ниже нормы.
— Сейчас же надо сделать переливание крови, — сказал академик. — Какая у него группа?
— Вторая.
— Очень хорошо! Моя кровь подходит. Берите скорее
Наташа стала кипятить шприц. Лейкоцитарная формула ясно говорила, что в организме Михаила Андреевича происходят чрезвычайно опасные явления. Кроветворные органы были, очевидно, парализованы, а резервы организма истощились. Помочь могла только кровь другого человека. Надо было действовать быстро, и Виктор Петрович, ни минуты не раздумывая, предложил себя в качестве донора. Академик засучил рукав рубашки. Наташа проворно взяла у него 300 кубических сантиметров алой животворной крови. Едва место укола было прикрыто кусочком ваты, Виктор Петрович поспешил к больному. Академик сам руководил операцией.
Пока делали переливание крови, остальные астронавты стояли в дверях, так как всем уже стало известно о тяжелом положении астронома. Никто не задавал вопросов. Михаил Андреевич лежал неподвижно на спине и не произносил ни слова. Лицо его покрывала мертвенная бледность.
Несмотря на то, что все было сделано с предельной быстротой, переливание крови никаких результатов не дало. Виктор Петрович с тревогой смотрел на умирающего.
Теперь становилось ясно, что над ученым уже веяло дыхание смерти.
— Скажите, как вы себя чувствуете? — спросила Наташа.
— Кружится голова… — едва слышно ответил астроном. — Болит очень…
Широко раскрытые глаза ученого вдруг начали бессмысленно блуждать по сторонам. Больной, видимо, старался остановить их движение, но не мог. Глаза вышли из подчинения его воле.
— Дайте ему пентоксил! — сказал академик. — Скорее! Дорога каждая минута. Наташа бросилась к аптечке.
— Захватите глюкозу! — кинул ей вдогонку Виктор Петрович. — И витамин «В». Надо сделать инъекцию.
Академик Яхонтов не считал себя медиком. Его основной профессией была палеонтология, но всякий палеонтолог в то же время является биологом и поэтому ближе стоит к медицине, чем представители точных наук. Из шести астронавтов только Наташа имела медицинское образование, да и то среднее. Естественно, что лечить больного пришлось самому начальнику экспедиции. Всем хотелось знать, в каком положении находится больной товарищ, и Виктора Петровича засыпали вопросами. Но он ничего не мог на них ответить.
— Неужели он умирает? — огорчался Сандомирский.
— Лейкоз! — ответил Виктор Петрович. Это латинское слово обозначало заболевание всей системы кроветворных органов, глубокое поражение организма, быстро приводящее к роковому концу.
Профессор Шаповалов уже ничем не напоминал теперь веселого толстяка, каким все привыкли его видеть.
На койке лежал человек с заострившимися чертами лица, ослабевший настолько, что ему было трудно даже говорить.
Но вливание глюкозы оказало свое действие. Умирающий почувствовал приток сил. Он открыл глаза.