Звезда в колодце
Шрифт:
Высказав вслух свою угрозу, Мария Годунова тесно прижала дочь к своей груди, желая ее успокоить. Долгожданный сын и дочь являлись предметом ее неустанных попечений, и как отважная орлица она была готова выклевать глаза любому, кто посмел бы причинить им хоть малейший вред. Самоотверженная материнская любовь толкала ее на безумные поступки, и ради детей она пожертвовала бы самой своей жизнью. Ксения притихла в материнских объятиях, веря, что мать способна справиться с любым ненавистником и завистником их семьи, и долгожданный покой пришел в ее маленькое сердечко.
Глава 1
—
Воронье карканье послышалось у слюдяного окошка повалуши, и каркал ворон довольно долго, не унимаясь.
Петр Басманов открыл глаза, пробуждаясь от тяжелого сна и, сдерживая в устах бранное слово, начал искать взглядом образа, чтобы перекреститься на них. Серебряная лампада горела в красном углу пред образом Спаса Нерукотворногоя, и молодой окольничий, посмотрев на него, и поднявшись со спальной лавки, на которой он лежал последние ночи осенил себя крестом. Затем рука Петра сама невольно потянулась к стеклянному штофу с сплющенной пробкой, в котором ключница еще с вечера по его приказу принесла ему анисовой водки. Пил он месяц по-черному, после безвременной смерти своей жены Дарьи вместе с новорожденным сыном Иваном, скончавшихся почти одновременно. Как раз накануне родов появился возле усадьбы проклятый ворон и, качаясь на голой ветке осины, начал каркать, возвещая беду.
До этого жизнь Петра Басманова катилась как по маслу, легко и гладко шла все к новому и новому преуспеванию. Его благодетель Борис Годунов все время продвигал его по службе, сделал воеводой Передового полка, а затем окольничим. Не раз правитель вставал на его сторону в спорах с соперниками за почетные места, а когда Земской собор избрал Годунова на царство, то новый царь сосватал за него знатную невесту Дарью Туренину, дочь своего родственника князя Ивана Туренина.
Петр поначалу не испытывал к молодой жене сильных чувств, но мало-помалу привязался к ней, и роковая ее кончина вместе с новорожденным младенцем была воспринята им как подлинное горе и крах взлелеянных надежд на добрую семью. Со дня похорон все представлялось Петру в черном свете, и только водка дарила ему на время желанное забвение случившегося в его семье несчастья и сознания невосполнимой утраты.
Анисовая водка на сей раз не помогла Петру Басманову притупить душевную боль, но пробудила зверский аппетит. Он открыл дверь и крикнул челяди, чтобы принесли еды. Сенная девка поспешно занесла буйному молодому боярину на завтрак изрезанные ломтики холодной баранины, смешанной с мелко искрошенными огурцами, огуречным рассолом, уксусом и перцем вместе с ржаным хлебом. Их употребляли в качестве похмелья.
Не успел Басманов взяться за кушанье, как в его покои зашел царский гонец Василий Курляев.
— Полно тебе горевать и сидеть в глухом углу, Петр Федорович. Великий государь призывает тебя ко двору и ждет тебя не позднее Рождества нашего Спасителя! — звонким голосом возвестил Курляев и поклонился. — Прими царский указ!
— А что, уже скоро Рождество? — рассеянно спросил у него Петр Басманов, тоже с поклоном принимая завернутый в дорогой шелк свиток.
— Совсем ты спился, окольничий, — усмехнулся царский гонец. — Окосел от пьянства, волосами зарос, не на человека стал похож, а на лешего. Зима давно на дворе, протри глаза свои осоловевшие! Сочельник на третий день будет.
Петр Басманов, не веря смеющему гонцу широко распахнул слюдяное окошко и его изумленному взору предстал
— Карр-р! — снова послышалось на осине возле паволуши.
— Чтоб ты сдох, проклятый! — зло пробормотал Петр, досадуя на надоедливую птицу, и с силой захлопнул окно.
Впервые молодой Басманов осознал насколько сильно он опустился, горюя по умершей жене и необычайно жалким он показался не только в глазах царского посланника, но и в своих собственных. И Петр принял твердое решение вывести себя из этого постыдного состояния, и снова стать верным слугой своему благодетелю и царю Борису Годунову.
— Василий Фомич, передай Великому Государю, что я послушен его воле и в сочельник буду с ним, — решительно сказал он, и Курляев, довольный успехом своей поездки к Басманову поехал обратно в Кремль.
Петр Басманов сходил в баню, с помощью цирюльника привел в порядок свои отросшие волосы и бороду, и в канун святого праздника вышел во двор одетый в богатый белый кафтан с широкими застежками, украшенными жемчугом и золотыми кисточками. На голове его красовалась новая соболиная шапка, а ноги были надежно обуты в красные сафьяновые сапоги. Он снова стал завидным женихом в богатом наряде, а моложавость внешности приводила к тому, что его часто принимали за младшего брата Ивана. Русый волос, статная фигура, привлекательные черты лица делали его заметным и в царских палатах, где в красавцах не имелось недостатка, и взгляд очарованных его привлекательной внешностью сенных девушек преимущественно останавливались на нем, минуя прочих молодых дворян.
По взмаху руки Петра два конюха привели ему за уздцы нетерпеливо бьющего копытом чалого коня Енисея, на котором блистал шитый золотом чепрак из малинового бархата. Четвероного красавца подарил ему царь Борис, и отборный, отличающийся быстротой и силой конь стал любимцем воеводы Басманова. Молодой боярин легко вскочил на него верхом, и толпа дворовых холопов приготовилась сопровождать его пешком до самого Кремля.
Но стоило Петру Басманову тронуться в путь, как огромный ворон с размаха уселся на ветку осины и снова стал настойчиво подавать голос:
— Каррр-р, карр-р, карр-р!
— Да что ты привязался ко мне, чертово отродье?! Что за беду ты мне снова пророчишь?!!! — в сердцах воскликнул молодой боярин и подняв с земли припорошенный снегом камень, бросил его в своего пернатого преследователя.
Метко брошенный каменный снаряд достиг цели. Большая птица быстро замахала крыльями, пытаясь удержаться на ветке, и поднимая возле себя снежную пыль. Ценой больших усилий она удержалась на месте и склонив голову посмотрела умными глазами на Петра Басманова.
— Нет, не испугаешь ты меня, черный ворон, все равно поеду в Кремль, как бы ты не каркал, — гордо сказал Петр, и резко тронул поводья, заставляя своего аргамака пуститься вскачь.
Он ехал по старым улицам Москвы, наслаждаясь забытым чувством полета на быстро скачущем породистом скакуне, но скоро черная тоска, которая неотступно гналась за ним со времени похорон его молодой супруги и крошечного сына вновь овладела им. Петр видел нарядно одетых посадских людей, спешащими семьями в свои приходские церкви, и ощущение невосполнимой утраты вновь до остатка заполнило его скорбящее сердце.