Звезда в тумане(Улугбек. Историческая повесть)
Шрифт:
— Не может так быть, чтоб совсем без налогов, — недоверчиво покачал головой хозяин.
— Мне так рассказывали! — стоял на своем меняла. — Говорят, сам пророк Мухаммед вдохновил его на этот поход. Явился во сне и повелел идти спасать ислам. И будто в Ташкенте, в соборной мечети Джами, которую построил святой шейх Ходжа Ахрар, слышали голос пророка…
— И что сказал наш великий пророк? — перебил нетерпеливо хозяин.
— А сказал он, что власти нечестивого Улугбека пришел конец!
— Кто слышал, что это говорил сам пророк? — усомнился рыбник.
— Уж, наверное, известно! — оборвал
— Это так. Там все известно, — согласился хозяин.
Продавец мантов весь задергался, печально закивал головой.
Игра сегодня явно не клеилась. Да и пора было собираться по домам. В соседних лавках уже давно погасли масляные огни. Первым ушел меняла: ему было идти дальше всех.
Постукивая посохом и прижимая рукой пояс с деньгами, осторожно пробирался он темными, кривыми улочками, мимо глухих глинобитных стен и запертых дверей. Стены казались густо-синими, как небо, только потемнее, конечно, а земля под ногами была черна, как горная смола. В непроглядной тени переулков мерещились всякие страхи. Меняла клялся аллаху никогда больше не засиживаться до темноты.
Когда вышел на открытое место, чуть перевел дух. Уже светился в ночном небе купол Гур-Эмира, и было рукой подать до мавзолея Рухабад и Ханаки, за которыми начиналась улица, где под старым абрикосом стоял его дом.
— Живешь в одном месте, — ворчал он, постукивая посохом, — контору держишь в другом, а в гости ходишь к самому базару. Что за жизнь такая пошла? И ограбить могут, и убить…
И словно в подтверждение самых страшных его опасений где-то совсем рядом раздался истошный нечеловеческий крик:
— За что? За что? Что я сдела-а-а-л?!
Меняла метнулся в арку маленькой старой мечети и притаился, всем телом прижавшись к нагретым за день изразцам.
Человек продолжал вопить, но его заглушила сердитая ругань, шарканье и какой-то тяжелый шелест и скрип, будто волочили по земле мешки.
«Тащут кого-то, а он упирается», — догадался меняла и еще глубже ушел в спасительную темень айвана. Затаился.
Наконец он увидел двух стражников, которые, путаясь ногами в свисающих до земли саблях и гремя щитами, с проклятиями волокли кого-то за руки. Ноги несчастного подгибались в коленях и тащились по земле.
«Значит, есть за что, — удовлетворенно подумал меняла. — Может, это разбойник, который нападает на ночных одиноких прохожих».
Таких разбойников, а еще лихих грабителей, срывающих замки с дверей контор и лавок, он больше всего на свете боялся и ненавидел.
На шум, позвякивая доспехами, прибежал с ближней улицы еще один ночной дозор.
«В глухие места города небось не ходят, — подумал меняла. — Все здесь собрались, где просторно и тихо. Дармоеды проклятые! Ишь, какие шеи отъели, все равно как у почтенного рыбника!»
В дозоре было трое: впереди в богатой шелковой чалме и с одной только саблей, наверное, начальник, сзади два стражника при саблях и щитах. Один из них нес сильно чадящий факел. В красноватом мятущемся свете могучие шеи стражников и впрямь казались налитыми кровью.
— Что тут у вас происходит? — строго спросил начальник.
— Да вот тут, господин… — начал было стражник, но голос его перекрыл отчаянный вопль.
— А ну заткни глотку! —
Человек сразу замолк и только икал, тихонечко подвывая.
— Он говорил, если сын встает на отца…
— Замолчи! — остановил стражника начальник. — Потом расскажешь, что он говорил.
— И еще он говорил, что сиятельный хаким… — рвался высказаться дозорный.
— Потом! — вновь оборвал его начальник. — Вы все правильно делаете. Незачем только шум поднимать.
Ведите его! А ты им помоги, — обернулся он к одному из своих.
Втроем стражники быстро управились с задержанным и, заломив ему за спину руки, уже не потащили, а повели к Синему дворцу в караулку.
Когда они миновали арку, в которой таился меняла, тот увидел освещенное факелом лицо задержанного и узнал кроткого, улыбчивого Махмуда-сундучника, у которого не далее как на прошлой неделе заказал новый, обитый железом сундук с особым запором.
«Не видать мне теперь моего сундука», — подумал меняла и хотел уже выйти из арки, чтобы продолжить путь. Но тут он услышал тихие шаги и юркнул обратно.
Мимо прошел человек с книгой под мышкой — не то мулла, не то ученик медресе, а может, и писец. По тому, как он крался за стражниками, уведшими несчастного Махмуда, догадливый меняла смекнул, что у него в этом деле свой интерес.
«Дожили, нечего сказать…», — вздохнул про себя меняла, и, когда стихли крадущиеся шаги в переулке, посох его снова застучал по растрескавшейся от сухости и жары каменной глине.
XII
В мир пришел я, но не было небо встревожено.
Умер я, но сиянье светил не умножено.
И никто не сказал мне — зачем я рожден
И зачем второпях моя жизнь уничтожена?
Почему не спешил Улугбек, когда в любую минуту враг мог отрезать ему дорогу к этой последней крепости? Почему резвый скакун мирзы шел шагом, а не летел рысью, почему боевые кони воинов нетерпеливо и мерно мотали головами, словно водовозные клячи?
Кто знает…
Быть может, усталые люди дремали в седлах, а мирза хотел дать им хоть такой, недолгий и обманчивый, отдых? Или хотел он, чтобы отдохнули кони, которые тоже устали скакать?
Но вернее всего, что просто оттягивал Улугбек неизбежный конец невеселого этого бегства. Сердцем уже не верил ни во встречу с Камилем, которому послал приказ идти к Шахрухии, ни в саму Шахрухию… Что эта крепость без войска Камиля? Она не выдержит долгой осады и падет, а то еще и выдаст его, Улугбека, врагам, чтобы спасти свои стены.