Звезда Вавилона
Шрифт:
— Игорные долги?
— Азартные игры, сэр, для дураков. Моя беда в излишнем увлечении красивой одеждой. Я задолжал каждому портному и галантерейщику на Бонд-стрит. Мама всегда покрывала мои долги, но она умерла в прошлом году, и отец наотрез отказался помогать мне.
— Он не стал выплачивать ваш долг? — спросил Кейс, не веря в то, что отец мог бросить сына в таком отчаянном положении.
— Мой отец — человек, которому были нужны наследники, но не дети. К сожалению для него, первого без второго не бывает, и поэтому он терпел меня и сестер. Мы видели его лишь тогда, когда он приходил, чтобы выпороть
Остальное он не скрывал, рассказав, что, для того чтобы заслужить уважение отца, он сумел поступить на службу к принцу-регенту, получил должность в собственном полку принца «10 Драгунов», заслужил повышение и стал капитаном. Это не помогло — он не дождался ни слова похвалы со стороны родителя. Тогда Джереми стал бунтовать, в основном выражая это манерой одеваться, последовав примеру мистера Бруммеля. Это должно было привлечь внимание старика, потому что Лэмб-старший до сих пор считал приличной одеждой лишь бархатные мундиры с золотыми пуговицами и напудренные парики. Когда и этим не удалось пронять отца, Джереми сдался, между делом обнаружив, что новый образ жизни пришелся ему очень по душе.
— Отец потребовал, чтобы меня посадили в камеру вместе со смертниками, а не в обычную долговую тюрьму: этим он хотел преподать мне урок.
Джереми помолчал, однако новенький не торопился рассказывать о себе. При ближайшем рассмотрении он оказался здоровым мужчиной в возрасте приблизительно сорока пяти лет с проседью на висках. И на нем была чистая, несомненно, подобранная со вкусом одежда. Джереми прокашлялся.
— Могу я узнать, за что вас сюда посадили?
Фредерик оценивающе посмотрел на своего вежливого собеседника. Что ответить? Кейс угодил в ловушку, расставленную Дезмондом Стоуном так, словно свалился в одну из его ужасных волчьих ям. Приготовив эту западню, Стоун воспользовался нынешним нестабильным экономическим положением Британии, из-за которого начались волнения с требованиями проведения социальных реформ. Правительство ответило репрессиями, издав законы, направленные на устранение недовольных. И пока Британия сражалась сразу на нескольких фронтах — с американцами, испанцами и французами, — все следили за тем, как бы не сболтнуть лишнего. Малейшее замечание могло быть неправильно истолковано, и за каждым углом были шпионы.
Вечером в переполненном клубе для джентльменов через два дня после тайного собрания александрийцев Дезмонд Стоун сказал, что у него болит горло, из-за чего ему пришлось наклониться к Фредерику и говорить шепотом, таким образом обезопасив себя от чужого любопытства.
— Не вижу причин, по которым мы не можем снять завесу секретности с нашего ордена. В конце концов мы живем в новом веке.
И Фредерик, не подозревая о том, в какую ловушку его заманивают, ответил:
— Ты прекрасно знаешь, насколько опасно раскрывать нашу тайну. Мы атеисты, Дезмонд, но в то же время самые богобоязненные из людей. И мы служим силе более возвышенной и могущественной, чем власть самой Британской короны. Никто нас не поймет.
Свидетели в клубе не являлись частью плана Дезмонда, то были простые честные люди, которые просто рассказали о том, что услышали. Фредерик никого из них не винил, только Дезмонда Стоуна. И себя самого.
— За государственную измену, — ответил он Джереми
Впервые в своей жизни Лэмб лишился дара речи. Этого человека собирались повесить! Джереми что-то пробормотал и потом сообщил:
— Но по крайней мере вы можете сделать свое пребывание здесь более комфортным, так же как поступил я. Попросите своих посетителей принести деньги — мой отец передает со слугой суточное довольствие, из которого я рассчитываюсь с тюремщиками за услуги.
— Никаких посетителей не будет, — сказал Фредерик, наблюдая за тем, как заключенные начали стаскивать одежду с мертвеца.
— То есть как?
— Никто не придет.
— Но хоть один друг у вас есть?
— Никаких друзей…
Штаны с трупа снять не удавалось, потому что мешала цепь на ноге. Они принялись выкручивать ступню.
— Но что вы будете есть? — спросил Джереми, не обращая внимание на изуверство, творившееся в углу. Он это видел уже раньше. — На день тюремщик приносит лишь корку хлеба и кружку воды.
Кейс сердито посмотрел на него:
— У меня никого нет.
Жалость кольнула сердце Лэмба так внезапно и резко, что он чуть не расплакался. Достав носовой платок, он сказал:
— Тогда вы разделите со мной мой кров и то малое, что у меня есть. Без друзей вам никак нельзя, — добавил Джереми Лэмб, у которого их были сотни.
Кейс снова метался по камере. «Словно тигр в клетке», — подумал Джереми. Он не спал, отказывался от еды, а теперь мерил пол шагами, не сводя глаз с зарешеченной двери. Днем ранее он сказал, что никто не придет, так что же он ожидал там увидеть?
«Бедняга», — вздохнул Джереми, разглядывая свое отражение в зеркале. Каммингс расчесывал его волосы так, будто они находились в одном из особняков Мейфэра. Кейсу до сих пор не сказали, на какой день назначена казнь. Его могли повесить сегодня. А могли и через месяц.
— Страшное наказание, должен заметить, — сказал Джереми, но не очень громко, чтобы его собственные слова не посчитали болтовней об измене. — Только недавно я говорил ее высочеству, герцогине Йоркской… — Его голос замолк, и глаза расширились от удивления. — Ничего себе! — выпалил он, и Кейс обернулся, чтобы посмотреть на то, что привлекло внимание Джереми.
— Эмма!
Джереми различил образ из абрикосовых и желтых тонов, прежде чем был загорожен телами людей, прикованных рядом с решетками, которые теперь прильнули к ним и протягивали тощие руки, прося пищи, денег, свободы. Тюремщик громко рявкнул на них и несколько раз ударил по решетке, отогнав несчастных. Они отползли на свои места у вонючей стены и смотрели, как открылась дверь и вошла леди, одетая в платье и капор.
— Эмма! — снова воскликнул Кейс, подбежав к ней. — Я же просил тебя не приходить.
— Фредерик, я не могла оставаться в стороне. Я…
У нее перехватило дыхание от вида стонавших жалких существ, протягивавших руки и корчившихся от голода. Она с ужасом взирала на голых, грязных и покусанных паразитами людей с бородами до груди; забытых, бездомных, попавших в тюрьму за кражу хлеба или кошелька, моливших о пище, воде и пощаде.
Джереми быстро освободил для леди место, и Кейс помог ей сесть. Фредерик крепко сжал ее ладони и еще раз упрекнул за то, что она пришла. Но добавил, что рад ее видеть.