Звезда Ворона

ле Гион Илья

Все остальные тоже обмотали свои пояса, и всех лошадей друг к другу. Пока это происходило, Эскер давал последние напутствия.

— Ничего не трогайте, и не отходите от меня. Это не Зерзула, где если потерялся, то есть шанс выбраться живым, и отыскать кого-нибудь из местных. Я не знаю, что точно нас там ждет, но не верьте ничему и никому, кого вы встретите, и кто не привязан к вам веревкой.

Последними к ним присоединились отправленные Эскером следопыты, во главе с Серафилем и еще парой воинов шалаль. И по их виду сразу стало ясно, что они очень спешили.

— Сюда скачет большой отряд бледнокожих ублюдков. — сказал один из них, хватая веревку и кое как обматывая ее вокруг своего ремня. — Видать засекли нас, или кто-то из местных сказал. Они далеко, но быстро приближаются, так что час-два, и уже будут тут.

— Прокляни их безумная Дочь. — выругался Эскер. — Если это так, то нам нельзя медлить. И помолитесь всем своим богам, потому что внутри они могут вас не услышать.

С этими словами он вынул

из-под рубашки скрюченный палец, и сев на лошадь, первым вступил на занесенную осенними листьями прямую тропу. Один за одним, по цепочке, каждый стал входить следом, словно спускаясь в неведомую лесную пещеру. Проход хоть и был достаточно широким, чтобы по нему могла спокойно проехать нагруженная повозка, их отряд все равно двигался длинной колонной, чтобы веревка не запуталась. Феликс ехал между Дэем и Синохом, чувствуя, как с каждым пройденным шагом его сердце начинает все сильнее колотиться в груди. Темнота неумолимо обступала их, и уже через полчаса им пришлось зажечь масляные лампы, а Анья выпустила из алхимической трубки свой светящийся дым. Лесная тропа, по которой они ехали, казалось, совершенно не менялась, и была все такой же пустой и занесенной опавшими желтыми листьями (хотя по памяти Феликса сейчас должна была быть весна). По бокам росли деревья, осины, дубы и ели, но между их толстыми кривобокими стволами царила непроглядная тьма, которую не мог разогнать даже теплый свет ламп. Глядя на это, Феликс вспомнил мрачные дороги Белланимы, которые тоже были темными и зловещими, наполненные ночным туманом, но даже там можно было увидеть далекие огоньки одиноких хижин или даже целых поселений, да и тени там имели хоть и неясные, но все же видимые очертания. А тут была лишь бесконечная пустота, войти в которую Феликс, будь у него выбор, не за что бы не решился. Лишь дорога, по которой они продвигались, кое как виднелась под их ногами. Помимо опавших листьев, Феликс стал замечать, что время от времени свет выхватывал разбросанные по дороге золотые монеты и другие драгоценности, которые никто не решался поднять. Маленький никс ощущал, как от этих притягательных вещей исходит потусторонняя, замогильная опасность. Даже звуки, которые издавали их лошади и повозки, терялись в густой черной пелене лишенного жизни леса, будто тонули в ней, как далекое эхо тонет в глубине бездонного колодца.

Двигались они неспешно, так как Эскер был уверен, что зоарийцы не решатся вступить в эти земли следом за ними. По крайней мере им придется потратить время на подготовку припасов. Прошло, как показалось Феликсу, больше трех часов, прежде чем конь Дэя стал понемногу ослаблять свой шаг. Еще чуть-чуть, и он совсем остановился.

— Что-то произошло? Почему мы встали? — обеспокоенно спросил Феликс, поразившись насколько непривычно слышать свой голос в этой глубокой, покрытой тенями, тишине.

— Впереди нас вход в Каирнал. — раздался голос Эскера, и Феликс увидел, как наемник, сойдя с лошади, подошел к нему. Рядом с Эскером собрались и другие его товарищи. Были тут и шалаль, которые снова сняли свои зеркальные маски. — Дед рассказывал, — продолжил спокойно говорить Эскер, — что в Каирнал нужно входить без личин, и с чистым, не обремененным ложью сердцем. Морок и обманные видения будут сбивать нас с пути, а поэтому нужно быть открытыми друг с другом, чтобы у нас не было сомнений, что перед нами живой человек.

И тут он сделал то, о чем Феликс, услышав его слова, сразу подумал. Взявшись за свою расписную маску, он потянул за ремешки, и аккуратно снял ее. Феликс и раньше замечал, как Эскер снимал ее, утром, когда умывался, или ночью, когда чистил внутреннюю прокладку из кожи и шелка, сидя у костра. Но делал он это тайно, и так, чтобы никто не видел его лица. Так же делали и другие из числа Железных Масок. Но сейчас Феликс, наконец, смог разглядеть то, что прятали наемники.

Лицо Эскера оказалось примерно таким, каким его и представлял Феликс. С отточенными чертами, присущими центральной провинции, оно напоминало лицо знати, которую можно было встретить на улицах Мидденхола или Каркастла. Кончики маленьких усов были аккуратно завиты, а под глазами залегли тени, что делало его взгляд чуть более тяжелым, чем в маске. Да и щетина уже успела тронуть его подбородок, что тоже уменьшало благородное впечатление. Феликс ожидал увидеть что-то еще, разгадать тайны этих масок, но не смог разглядеть чего-то необычного. Лица наемников были такими же, как и у других людей. Разве что Серафиль немного отличался от остальных. Как и думал Феликс, лицо безмолвного наемника было молодым, не уступающее в красоте Эну и шалаль, тонкое и наполненное изящностью. Глядя на него, Феликсу пришла в голову мысль, что в Серафиле, возможно, смешалась кровь как релиморцев с ценебритами, так и таинственных кирэ.

— Для разговоров еще будет время, а сейчас нужно идти дальше. — сказал Эскер, и Феликсу стало немного неловко видеть, как двигаются его лицевые мышцы и слышать его голос, словно перед ним появился совершенно другой человек.

Перевязав спутавшиеся веревки, которые успели переплестись, пока все стояли в центре, наемники поменялись местами. Первым, как и до этого, шел Эскер, за ним Эн, Дэй и Феликс. Маленький никс заметил, что Эн и Дэй были единственными, кто не сняли свои повязки. Даже Анья сорвала свою ушастую бандану, под которой,

впрочем, не было ничего необычного, разве что ее вид стал таким же непривычным и незнакомым, как и вид наемников. В полной тишине прошло еще десять минут, пока на их пути не показалась широкая деревянная стена, в которой виднелся круглый провал. И лишь когда Феликс приблизился к ней, то понял, что это была вовсе не стена, а ствол дерева, а проходом служило огромное дупло, похожее на раскрытый беззубый рот. Удивленный не меньше других, Феликс поднял повыше лампу, чтобы осветить больше пространства, но так и не увидел края этого исполинского дерева. Подобные гиганты встречались в Стелларии, и на севере, близ Полларвейна, их называли энтиры — стражи земли, которые, по приданиям, посадили валькиры, чтобы вить на них свои золотые гнезда. Но еще никогда Феликс не видел настолько широкого ствола. А дупло, через которое им и следовало пройти, не выглядело так, будто было создано руками человека, и больше напоминало природный проем, в которых обычно белки и другие лесные грызуны прячут свои запасы шишек и желудей на зиму.

— Идем. — твердо проговорил Эскер, и повел их внутрь.

Теперь тьма полностью завладела всем пространством, скрыв от глаз даже дорогу, и Феликсу стало казаться, будто они идут по ночному, лишенному света небу. Был слышен лишь далекий стук копыт, ступающих по дереву и скрип кожаных сбруй. Свет от фонарей выхватывал только верхние части туловищ всадников, да головы лошадей, которым, как и людям, тоже было непривычно шагать в такой слепой темноте. Шли вроде бы как вниз, хотя точно сказать было нельзя. Спустя некоторое время к дрожащему оранжевому свечению ламп прибавился еще один, более холодный, но тем не менее яркий свет, напоминающий свет зимней луны. Он исходил от отрезанного пальца Короля-Чародея, который висел на шее у Эскера, и теперь плыл по воздуху, как в воде, указывая своим острым ногтем куда-то вперед. Феликсу уже нечему было удивляться, но он все равно не мог отвести взгляда от висящего в воздухе отрезанного пальца. Ему ничего не оставалось, как осенить себя знаком Розы, и уповать на то, что дорогу им сейчас указывают добрые силы.

По прошествии нескольких минут Феликс услышал позади себя хриплый голос Хольфа, который затянул очередную песню, и ее подхватили еще несколько наемников, разгоняя тем самым нависшее над всеми гробовое молчание. Феликсу даже показалось, что свет от ламп стал светить чуть ярче, и ехать стало не так тягостно. Но потом он заметил, что это не лампы издавали тот свет, и не дым Аньи, или какие-то другие, приготовленные наемниками источники света. Яркое, отдающее священной теплотой сияние исходило откуда-то спереди, и становилось все сильнее с каждым шагом. А вскоре маленький никс смог увидеть, что именно это было.

Феликс не мог точно сказать, находились ли они внутри дерева, или прошли его насквозь, так как вокруг них все еще царила непроглядная тьма, но теперь она немного отступила, открыв взору загадочные земли Забытого Королевства. Под ногами лошадей раскинулась поросшая травой земля, которую Феликс никак не мог назвать «обычной». Все, что росло на этой странной земле потеряло свой природный цвет, и теперь светилось драгоценным ярким светом, сравнимым с бликами солнечных лучей на гладкой поверхности летнего озера. Волшебным, сакральным свечением была наполнена вся земля и трава, росшая на ней, и уходившая глубоко в даль, туда, где царила плотная пелена бархатной тьмы. Казалось, что земля эта парит в пустоте, и ничего нельзя было разглядеть выше, чем в нескольких шагах от нее. Даже толстые стволы многовековых деревьев, которые то и дело выглядывали из пустоты, выхваченные светом ламп, были освещены лишь снизу, у самых корней, где росла золотоцветная трава, а кроны их так и оставались покрытые плотными тенями. А еще Феликс заметил, что когда лошади ступали по земле, и их копыта задевали росшую на ней растительность, то в воздух поднимались маленькие искорки, похожие на пыльцу, которые потом снова оседали на светящихся стеблях и травинках. Каирнал был окутан сонной красотой, такой, которая не была предназначена для того, чтобы ей любовались, а скорее, как отзвук чего-то потерянного, чего-то более грандиозного и величественного, словно мертвый король, укрытый златотканым саваном. В памяти Феликса тут же всплыли воспоминания о Белланиме, где в самых глубинных чертогах тюрьмы были похожие темные помещения, в которых алхимики складывали кости великих святых, и они издавали похожее потустороннее свечение, а все остальное было покрыто кладбищенским мраком.

Первое время они ехали молча, и даже веселые песни Хольфа ненадолго смолкли, уступив блаженному золотому сну, в которое было погружено Забытое Королевство. Феликс не знал сколько прошло времени, прежде чем кто-то осмелился вновь заговорить. Прав был Марбас — в этом месте даже время кануло в забвение, не желая заявлять о себе. Когда Феликс посмотрел на карманные часы, то увидел, что стрелки встали, и как бы он не пытался их завести, ничего не выходило. Голову маленького никса вскоре начали наполнять мысли, что он и сам может растаять, заснуть вечным сном в этом краю, и все о нем забудут, словно его и не было. Но когда за его спиной вновь начали вестись разговоры, сначала тихие, а потом все громче, вперемешку с рычащими песнями Хольфа, вновь затянувшего что-то из северного фольклора, Феликс понял, что ничего такого не случится, если только он не поддастся колыбельному веянию этих мест.