Звезда Ворона

ле Гион Илья

— Прежде чем мы уляжемся спать, — подозрительно объявил Эскер, — я хочу все же узнать, кто ты такая, и увидеть, наконец, твое лицо.

— С вашей стороны очень неучтиво просить леди раскрыть все ее тайны, когда мы только-только с вами познакомились, уважаемый. — лукаво проговорила Приветочка. — И вдвойне неучтиво просить кого-то показать свое лицо, когда как и сам носишь маску. Разве моей искренней и своевременной помощи было недостаточно?

— А что это у вас за спиной? — снова, по своему любопытному обыкновению, встрял в разговор Милу.

— Дамские штуки-дрюки. — без промедления ответила Приветочка, даже не посмотрев на Милу.

— Это же у вас курительные трубки, так? — вперившись глазами в колчан, ткнул пальцем Милу. — У госпожи Аньи тоже они были, только не так много и не такие большие. Честно сказать, всего одна и была. А у вас вон их сколько, и каждая по-разному интересная.

— А ты не только клюкой махать горазд. — проговорила Приветочка, ухватив Милу за щеку.

Она была невысокого роста, а поэтому еле доставала высоченному Милу до головы. — И все любопытствует. Но углядел правильно, это и правда трубки, только вот не курительные, а алхимические. Как и у «госпожи Аньи». — Приветочка смахнула лесной мусор с ближайшего поросшего травой валуна, и уверенно села, положив ногу на ногу. — Что же до твоего вопроса про месяц — почему это он вдруг перевернут — то…

— Не увиливай. — прервал ее Эскер. — Я и правда благодарен тебе за помощь, и своего мнения пока не менял, но все же доверяться тебе полностью я не намерен. Со старухой Салтисмог я был знаком и раньше, да и мой отец был, а тебя вижу в первый раз, и хоть Анья сказала, что на тебя можно положиться, я все же хочу узнать с кем имею дело, и как мне к тебе относиться. Ты сказала, что мы скрываем лица, но личности наши тебе знакомы, а ты же пока что назвала нам лишь какую-то собачью кличку.

— Раз вы не знаете, кто я такая, то как вы поймете, что я сказала правду? — развела руками Приветочка. — Хотите увидеть мое лицо? Я не против, только что это изменит? Вы станете мне больше доверять?

— Ладно тебе Эскер, черт бы с ее лицом. — подал голос Рольф. — Пусть прячется, раз ей так нужно. Я не верю, что она умыслила что-то дурное, а уж если и попробует что-нибудь такое выгнуть, то уж мы будем наготове.

— Ты-то вон будешь, со стрелой в боку. — хмуро заметил Эскер.

— А чего? У меня вроде уже и зажило все.

— Такие раны — пустяки. — отозвалась Приветочка. — Но все же отлеживаться после них лучше в домах, а не на грязных корягах. Надеюсь, что завтра мы уже прибудем к ворожеям.

На том разговор о личности их новой спутницы был на время завершен. Но Феликс все же улавливал недоверие, которое исходило от Эскера. Да и он сам, хоть и не так сильно, разделял его чувства. А пока что они распрягли лошадей, и теперь те паслись небольшой кучкой по краям темной поляны. Закончив с довольно приличным ужином, (у Приветочки в запасах оказались не только самые настоящие окорочка и пироги, но и несколько бочонков пива, отчего Арель тут же забыл обиду на подпаленную бороду) они уселись у костра.

— А про месяц-то расскажите? — полушепотом напомнил Милу, когда многие уже улеглись спать. На страже сидели лишь Феликс, которому жребием выпало первому сторожить их стоянку, а еще сонный Милу с Приветочкой.

— Да ты только посмотри на себя, ты ведь того и гляди своим любопытным носом все угли склюешь. — весело проговорила Приветочка, которая в это время вертела в своей руке какой-то хрустальный шар, в котором плескалась разноцветная жидкость.

— Нет-нет, я еще посижу. Вы только расскажите про месяц, хорошо?

— Ну, как знаешь. — хмыкнула ученица Аньи, и обратила свою расписную маску к ночному небу. — Я читала, что этот месяц светит лишь в этих краях, и называют его по-разному — «Ятаганом Шалагарма», «Косой Лалафэй» и «Зоаншаль» — что тоже переводиться как «священная прядь». Но чаще всего именно «Ятаганом Шалагарма». Был среди арлекинов такой герой в древности. Это на самом деле долгая история, но если верить сказкам, когда-то на земле царствовал король, которого звали Хасиналь…

— Про Хасиналя мы уже и так все слышали. — перебил ее Феликс. — И про его войну с Иакиром.

— О-о-о, ну тогда это сильно укорачивает мою историю. — протянула Приветочка. — И про Хранительницу Древа Лалафэй знаете?

— Про нее чуть меньше, но тоже знаем, да.

— Так знайте же, что еще до войны с Иакиром — Войны Слез, как ее называют, — и даже еще до того, как первые бессмертные спустились на небесных ладьях в наш мир, на земле уже жили первые люди. В то далекое время еще не было привычного нам солнца, но свет источали звезды и деревья, которыми и правила Лалафэй. Так вот, в те наполненные тьмой первозданные времена на землю уже проникло незримое зло, и таясь в ночном мраке, пробудило племя великанов, которые жили в замогильных далях, и спали в вечнобесконечной пустоте. Великаны эти доселе никогда не просыпались, но Хасиналь и его светлые сыны знали, что если те проснутся, то принесут им лишь великие беды. И правда, очнувшись от заветного сна, великаны пошли войной против людей, которая в итоге так и не свершилась. Шли они во всеоружии, а из их косматых и кривых ртов сочились забытые всеми слова, которые были переполнены яростным пламенем и непроглядным дымным облаком. В те времена людям уже было подвластно железо, и искусство ковки доспехов было такое, что нынешним мастерам и не снилось. Хасиналь собрал несметное войско самых достойных своих сынов, готовый отправиться на губительную войну против зла и его приспешников. И в тот миг вышел из тех рядов храбрейший из храбрейших, герой из героев, по имени Шалагарм. Увидел он, что на войну собрались все мужчины, и что

гибель их грозит гибелью всего рода человеческого. И сказал он тогда, что не хочет, чтобы кто-то еще погибал в этой страшной войне, а поэтому сам победит всех великанов. И поразились тогда подданные вассалы Хасиналя, да и сам Король-Ворон был удивлен такой благородной храбростью. Шалагарм считался лучшим мечником при дворе вороньего короля, а поэтому никто не усомнился в его силе, и отправили его одного на войну с великанами, снарядив как полагается. Ему выковали сверкающую кольчугу из рахаля — звездного янтаря, и сияла она ярче яркого. А леди Хранительница Древа, узрев самоотверженность и преданность Шалагарма, отрезала одну из своих солнечных кос, и отдала ее своим премудрым дочерям, древесным послушницам. Как я уже сказала, кузнечное мастерство тех лет не знает себе равных и по сей день, и самыми искусными были и остаются древесные мастерицы, известные сейчас как аркаллийские ведьмы.

— Так мы к ним и держим путь, получается? — расширил глаза Милу. — К древесным-то девам.

— Получается, что так. — согласилась Приветочка.

— Вот так дела. — удивленно покачал головой Милу.

— Они умелицы первозданного искусства работы с металлом, и именно они раскрыли некоторые свои древние секреты арлекинам, которых вы, если верить рассказам тетушки Аньи, уже встречали.

— Тетушки? — удивился Феликс.

— Я еще не закончила свой рассказ, не перебивайте. — раздраженно, словно суровая наставница, подняла руку Приветочка, не дав Феликсу расспросить ее дальше. — Так вот, Эль-Лалафэй отрезала свою светозарую косу, и отдала ее умелицам послушницам. А они уже выковали из нее в древесных кузнях ятаган Зоаншаль, и сиял он ярче всего остального в мире, и разгонял мрак великанов, словно ветер разгоняет облака. А еще дала Лалафэй Шалагарму свой хрустальный лук Лураль, который всегда разил без промаха, чтобы герой смог сражаться с великанами и на расстоянии. Хасиналь же дал ему свое священное знамя и ночных гончих, которые помогали Шалагарму нести снаряжение. Подняв над головой светлый Зоаншаль, Шалагарм поскакал один на войну с великанами, и слышали сыны Хасиналя как дрожит земля и гремит гром, когда Зоаншаль и Лураль разили вражьи ряды. Девять дней — а дни в то время считались по цветению Великого Древа Элун — гремела та битва, и падали орды великанов, сраженные храбростью и мастерством великого воина. Но на десятый день вышел из-за гор повелитель великаньих орд, с бородой из раскаленного железа и свирепо пламенеющей короной, которого звали Хронглах. И тогда вступил в свою последнюю схватку Шалагарм, и так гремела их битва, что остальные великаны в страхе убежали, спрятавшись за высокими горами, и с ужасом смотрели как бьются два великих воина. Еще три дня скрещивали они свои мечи, и в конце концов Зоаншаль перерубил каменный меч Хронглаха, и ноги, а затем, когда тот упал, и голову с огненной короной. Но и сам герой Шалагарм упал замертво, так как не осталось больше в его теле сил. Тогда, увидев это, подняли свои сверкающие клинки сыны Хасиналя, и сам Король-Ворон расправил свои черные крылья, и ощетинились серебряные копья древесных воительниц-прислужниц, и затрубили золотые рога Короля-Чародея. Тогда ужаснулись еще больше великаны, увидев, что на них движется огромное воинство таких же храбрецов, и пустились со всех ног обратно в свои мрачные норы, вереща во все горло от страха, и забились в самые дальние дали, и не показывались больше на свет. Тогда же, найдя тело Шалагарма среди гор трупов поверженных им врагов, Лалафэй вместе с Ильфеймой — королевой всех земных птиц — подняли его тело на ночное небо, вместе с Зоаншалем — сверкающим ятаганом, потому что никто не смог разжать предсмертную хватку Шалагарма. Так на небе появился этот месяц, который виден над тем местом, где и погиб первый герой людей. — Приветочка указала пальцем на яркую дугу. — Видите, там три звездочки рядом с одним из рожков. Это латная рукавица Шалагарма, которая создана из рахаля. А вот там, — она указала на небольшое скопление звезд, — остальное его тело, облаченное в звездную кольчугу.

— Выходит, прямо тут он и сражался. — еще больше удивился Милу, осматриваясь вокруг себя завороженным взглядом. — Прямо тут, получается?

— Где-то в этих местах. — кивнула Приветочка.

Феликс мечтательно поглядел на месяц, и его рука сама собой легла на меч, который ему перебросил Хольф во время погони. Оголенный, тот теперь покоился у него на коленях, так как ножен у меча не имелось. После того, как погоня закончилась, Феликс хотел было вернуть его, но Хольф лишь отмахнулся от маленького никса, назвав меч «подарочком». А ведь меч был совсем не тяжелый, как прежде, и его вес совсем не соответствовал размерам, которые так же успели поменяться. Опустив взгляд, Феликс увидел в наполированном до зеркального блеска лезвии отражение полумесяца. А еще свое собственное лицо, которое совсем не изменилось, если не считать цвета волос. За то время, что он не глядел на себя, его волосы совсем почернели, даже у самых кончиков. И почему никто из его товарищей не сказал ему об этом? Он провел рукой по отросшим волосам, полагая, что может быть под светом костра они станут чуть светлее, но нет. Они так и остались темнее ночи, да еще и в руке у него оказалась пара черных перышек.