Звезда Ворона
Шрифт:
— О, не беспокойтесь, с ней ничего страшного не случилось. Более того, как оказалось, предки Эльзы Стоун, — матери Мавис, — оказались в родстве с детьми де ла Игнис, и Мавис унаследовала ту редкую силу, которая подчиняет себе огонь. Сейчас она состоит при дворе нового претора запада. — после этих слов Зено хитро усмехнулась.
В этот момент где-то за стенами протрубил гулкий боевой рог, да так напористо, что у Феликса волосы встали дыбом.
— Было бы интересно побольше узнать об этом вашем пеплорожденном Ингораше, который вдруг стал претором, что он за человек и все такое, но время, как вы успели заметить, совсем не подходящее. — мрачно сказал Феликс, и тяжело вздохнул. — Надеюсь наши боги уберегут сегодня всех нас от бед.
***
Войско врага еще не подошло к стенам деревни, но
Встав вместе с остальными на стену, Феликс окинул взглядом всех присутствующих защитников. С первого взгляда воинов казалось достаточно, чтобы некоторое время удерживать оборону стен. Он смог насчитать четыреста бойцов, и еще пару сотен лучниц, расставленных на верхних ярусах. Но все равно, сколько бы их не было, в полной мере определить шансы на победу было невозможно, так как Феликс не видел сил противника. По словам Унлахи, врагов было несколько тысяч, а это уже серьезная разница в численности.
Пока они в полной тишине ждали противника, из леса вышли несколько стай диких зверей. Они не стали близко подходить к деревне и затаились в высокой траве, выжидая прибытия врага. Такому необычному подкреплению Феликс совсем не удивился, и поэтому перевел взгляд к воротам. Среди застывших у стен древесных воительниц затесались две низкие фигурки Ареля и Хольфа, которые, по всей видимости, захотели ворваться одними из первых в самую гущу битвы. Одарив их мрачным взглядом, Феликс вновь оглядел опушку леса.
— Милу с Дэйем уже вернулись? — спросил он у ведьмы с именем Нунлах, той самой, что встретила их, когда они только прибыли в деревню. Теперь она стояла со своими подчиненными на стене. — Это наши товарищи, вы должны их знать. Один такой большой кудрявый здоровяк, а другой однорукий пастух с повязкой на глазу. Он присматривал за нашими лошадьми.
— Никто не возвращался. — ответила та. — Но если они и придут, то со стороны озера. Впереди нас идет враг, и там нет тех, о ком вы говорили.
Феликс нервно стал постукивать мечом по полу в тревожном ожидании. Боль в шраме на руке уже не замечалась, и все его мысли были лишь о том, как пережить этот трудный день. И чего он вообще тут делает? Сидел бы сейчас вместе с остальными арлекинами, кто не умеет сражаться, в укромных комнатах, и ждал бы окончания сражения. Но он встал вместе со всеми на защиту, и никто, даже Синох, не воспротивился этому решению. Правда, вежливый монах, как и прежде, не отходил от него ни на шаг, словно огромная тень. Так же рядом с Феликсом встали Эн и Эскер, так что боевая компания у него самая что ни на есть надежная. А еще, через некоторое время, к ним присоединилась и Зено, принеся с собой целую связку кривокосых курительных трубок, похожих на духовые инструменты.
Спустя час ожидания, Феликс, наконец, услышал вдали первые признаки приближения врага. Далекий вой боевых рогов и нарастающий злой шум барабанов стал наполнять окрестности леса. Он не умолкал ни на секунду, а спустя еще несколько долгих минут, на горизонте повалил черный дым, заслонив собой яркий свет утреннего солнца. Таящие в себе зло тучи сгущались над старой деревней, и тени удлинялись, неся в себе вражью тьму. С каждым тяжелым ударом барабана
Вот кто действительно вызвал у Феликса настоящий гнев, смешанный с глубоким отвращением. Остатки благородного величия полностью покинули этого обезумевшего старца, и теперь он был неотличим от фанатика-людоеда. Его белоснежные одежды сменились на окровавленное тряпье, запачканное грязью и черной копотью. Все его тело теперь еще больше покрывали ритуальные шрамы и криво вырезанные руны, а на обожженной голове блестело, словно сырой желток, расплавленное золото. Видимо в своей фанатичной дурости он облил себя им, и теперь мог видеть лишь одним здоровым глазом — второй был полностью покрыт расплавленным металлом. На голове же его покоился венок из черных и белых перьев. Но не это было самым страшным в его новом виде. К спине Изеула был привязан корявый ствол дерева в форме креста, на самой верхушке которого находилось золотое гнездо, а на нем лежала отрубленная голова его покойного сына — Труцидара. В отличии от изуродованного лица своего сумасшедшего отца, да и всех остальных пиктов, которые выглядели словно кровожадные дикари, голова покойного воина выглядела чисто и невинно, облаченная в светлый венок из полевых цветов, и не тронутая тлением. Даже длинные волосы выглядели ухоженно, и в некоторых местах заплетены в красивые косы. Феликсу даже показалось, что голова живая, хотя, как это может быть, если внизу нет никакого тела?
Подступающее войско шло медленно, выстроившись в несколько линий, неся в руках зажженные факелы, от которых было больше черного дыма, чем самого огня. Вскоре все небо вокруг окуталось непроглядной мглой, и казалось, будто в одночасье наступила глубокая и безлунная ночь. За спиной Феликса тоже зажглись огни, и стены деревни будто бы засияли изнутри дневным солнечным светом, в противовес удушливому и коптящему алому пламени врага. Феликс видел, как все новые отряды выходят из леса, и среди них были закованные в кровавые латы воители, такие же, каких он видел несколько дней назад, когда на них напал патрульный отряд Алгобсиса. Значит, в этом безумном войске были не только пикты. Один из таких наполненных болью отрядов тянул за собой огромного идола — то был обычный круглый обломок скалы с красными письменами, из-под которого высовывались скрюченные руки, застывшие в молитвенных позах, которые принадлежали расплющенным телам священнослужителей Алгобсиса.
От этого вида Феликсу стало еще более противно, и он оглядел своих товарищей, дабы убедиться, что он не один такой. Но все остальные, кто был рядом, смотрели на врага безжизненными и хладнокровным взглядами. Эскер был в маске, поэтому понять его чувства было невозможно, а Синох с Эном и так никогда не показывали своих чувств. Даже Зено беспечно хмыкнула, будто глядела на унылую драку пьяных забулдыг.
Тем временем вражье войско уже почти приблизилось на расстояние полета стрелы. Как и сказала Унлаха, в их действиях прослеживалась строгая дисциплина, а поэтому они не стали сразу бросаться в бой, и выстроились ровными рядами перед деревянными стенами поселения. Их реющие на ветру знамена смешивались с черным дымом от факелов, но даже так можно было разглядеть на них вышитого «Придавленного», о котором Феликсу рассказывал Эскер, а также и другие, не менее жуткие изображения, самым безобидным из которых был рисунок головы с тремя красными языками, высунутыми изо рта. Противники заняли свои позиции довольно быстро, и пяти минут не прошло, как они уже стояли плечом к плечу, но нападать так и не спешили. Ведьмы тоже оставались крайне спокойными, ожидая действий противника, ведь главное для них сейчас было выиграть побольше времени, прежде чем подоспеет подмога. Феликс даже подумал, что все можно будет урегулировать переговорами, хотя, о чем можно было договориться с такими лишенными рассудка людьми, как Изеул?