Звездное убежище
Шрифт:
— Так точно, сэр.
— В таком случае, чтобы до отбытия я больше не видел вас в форме. Это не согласуется с тем образом, который вы должны создать вокруг себя. Вы здесь, чтобы навестить нескольких старых друзей из кэтродинского штата, что вы и сделаете. Через несколько дней вы потеряете к ним интерес, потому что — как вы скажете тем, кто вас вдруг спросит — вы найдете нас более жесткими и не такими приятными людьми, какими мы вам помнились. Вы окунетесь в развлечения. Но будьте крайне осторожны! Мы полагаем — собственно говоря, мы в этом уверены, — что полдюжины пагских женщин здесь, на Станции, делают уступки глейсам, и даже майко и лубаррийцам. Поскольку они, как обычно, неуступчивы
А это весьма вероятно. И, что важнее всего, у вас великолепный послужной список, — взгляд Теммиса впился в Ференца, словно булавка, прикалывающая бабочку. — Отправляйтесь на задание и постарайтесь подтвердить свою репутацию.
Ференц взял запечатанный пакет с приказами и вскочил с места.
— Слушаюсь, сэр, — ответил он и отдал честь Теммису.
Его салют, пожалуй, привел бы в восторг преподавателя кадетского училища.
— Силы небесные, куда это вы? — заорал Теммис. — Я что, отпустил вас? Сядьте. Быстро! Я хочу знать все о пассажире, который прибыл с вами, о Ланге.
— Он путешествует за пределами видимости родного солнца, — сказал Ференц, покрывшись потом от усилий сдержать свою ярость (он злился больше на себя, чем на Теммиса). — Откуда именно он прибыл, я не смог выяснить, несмотря на то, что настойчиво расспрашивал и его самого — косвенно, и напрямую — и членов экипажа, которые могли бы дать хоть какой-то намек.
— Очень прискорбно, Ференц. Как долго тянулся рейс? Десять дней? Двенадцать? И вам не удалось установить его родину?
— Он весьма искусен в словесной маскировке, — сказал Ференц с внезапным упрямством. — У меня не было возможности припереть его. При наших разговорах всегда присутствовал кто-то третий, а Ланг умеет незаметно уклониться от нежелательных тем, что наводит на мысль о его серьезном знакомстве со специальными дисциплинами. Однако удалось установить, что он прибыл из областей галактики, более удаленных от нас, чем Этра.
— Этра находится от нас в пределах видимости, так что ваше умозаключение тривиально.
Теммис повернулся на стуле и уставился на карту на стене. Карта изображала Рукав — выступающую область галактики, состоящую из девяти звезд, растянувшихся примерно на двадцать восемь световых лет. Там, где оканчивалась цепочка звезд Рукава, дальше была лишь пустота — до самого соседнего скопления, расположенного чересчур далеко, чтобы люди могли туда добраться. Этра отходила от корня Рукава на тридцать звездных систем вглубь галактики, если считать их по рейсам космических кораблей. Это гораздо дальше, чем когда-либо путешествовали люди рас Рукава. К чему? В пределах Рукава хватало проблем на целую вечность, не то что на человеческую жизнь.
— Есть еще кое-что, — нахмурился Теммис. — Путешествовать — поистине дорогое занятие. Что он использует в качестве денег? Я полагаю, что он провел некоторое время на Кэтродине, прежде чем сел на ваш корабль. Мне кажется, что прибытие человека из-за пределов видимости заслуживало бы упоминания хотя бы в одном бюллетене новостей.
— Он не афиширует, что путешествует настолько далеко от родины.
— Однако даже вы это поняли, — заметил Теммис с тяжеловесной иронией. — И можно было предположить, что и репортеры тоже пронюхают. Собирается ли он странствовать и дальше, после того, как посетит Станцию? Отправится ли на Глей
— Он не говорил, что намерен путешествовать дальше, — сказал Ференц. — Его интересовала только Станция. Он слышал разговоры о ней еще на Этре и захотел посмотреть собственными глазами. Я не думаю, что его пустят на Пагр, даже если он этого сильно возжелает.
— Это уж точно. Ладно, Ференц, вы были здесь достаточно долго. Отправляйтесь поздороваться с вашими бывшими коллегами, но сделайте это побыстрее. Затем идите в свою каюту и выучите инструкции назубок. Вы свободны.
Первое, что сделал Ференц, добравшись до своей каюты, отнюдь не чтение инструкций. Первым делом он от души обложил самыми черными словами всех пагов, мужчин и женщин, на Станции и на Пагре, и вообще везде и всегда. Ему сразу полегчало.
Глава седьмая
Викор частенько думал, что Станция похожа на живой организм. Например, она практически самоуправляема, сама восстанавливается и программируется. Она существовала сама по себе никому неизвестно сколько тысяч лет, прежде чем первые исследователи с Глея, когда еще не разработали сверхсветовые двигатели, прибыли сюда на медлительных кораблях с ионной тягой. Преимущества глейсы получили благодаря случаю. Глей находится всего в половине светового года от Станции. Хотя паги и кэтродины выслали свои первые экспедиции в космос примерно в то же самое время, что и глейсы, им пришлось ждать изобретения гипердвигателя, чтобы забраться так далеко вглубь Рукава.
Станция напоминала живое существо еще и тем, что обладала своеобразным метаболизмом, в котором люди играли роль кровяных телец. Время от времени новый кэтродинский генерал с агрессивными замашками или новая громогласная пага едва не нарушали хрупкого равновесия, что приводило к чему-то вроде лихорадки. А глейсам, этим белым кровяным тельцам системы, приходилось устранять нарушение в организме Станции.
Что-то едва уловимое в поведении Рейдж подсказывало Викору, что сейчас происходит как раз один из таких случаев.
А Ланг выглядел так, словно собирался сыграть роль инородного тела.
Обычно Викор, доставив сообщение Рейдж, с удовольствием отправлялся посетить вольных майко в майкосском секторе Станции. У него оставалось несколько чудесных дней до возвращения на корабль, чтобы вновь приступить к исполнению рутинных служебных обязанностей. Он всегда ужасно огорчался, когда выпадало дежурство от прибытия до отправки корабля — а это случалось раз в каждые четыре рейса.
Но сегодня все было совсем иначе. Он не стремился оказаться среди друзей-майко, среди этих странных людей, не принадлежащих полностью ни к одному миру. Родиной своей они продолжали считать Майкос, но не могли туда вернуться, навечно прикованные к Станции. Преступив закон кэтродинов, они смогут вернуться на родину не раньше, чем Майкос станет свободен. Здесь они находились под покровительством глейсов, хотя и этого иной раз недостаточно. Куда ни кинь, они были обречены.
Эти люди всегда наполовину стыдились, наполовину жаждали контакта с майко, прибывающими на Станцию извне — членами экипажей космических кораблей, слугами кэтродинов, или, очень редко, каким-нибудь популярным артистом, талант которого служил ему временной защитой от давления кэтродинов. Его привозили на Станцию развлекать господ. Живущие на Станции майко жаждали контакта, потому что страдали от тоски по родине, как бы ни пытались ее скрыть под видом беспечности. Стыдились же они потому, что достигли личной безопасности, потеряв возможность участвовать в борьбе с угнетателями на родине. Такая же ситуация была в лубаррийском и элчмидском секторах; существовало что-то вроде родства, братства обреченных душ.