Звездное затмение

Аверинцев Сергей Сергеевич

*** (Прощанье — из двух ран кровавое слово…)

Прощанье — из двух ран кровавое слово. Вчера еще слово морское с кораблем тонущим меч посредине — Вчера еще смертью в звездной чешуе пронзенное слово — соловьиное горло с поцелуем полуночи — Сегодня — два висячих лоскута и человеческие волосы в когтистой лапе которая терзала — А мы все еще кровоточим исходим кровью от тебя — твой источник в руках у нас. Мы воинство прощающихся строим твою темноту — пока смерть не скажет: молчи ты — а здесь

кровь льется дальше!

*** (О ты плачущее сердце мира…)

О ты плачущее сердце мира! Двойное семя из жизни и смерти. Тобою ли найден Б-г, семя любви. Затаено ли ты в сироте, который на перила жизни, тяжело опираясь, идет? Живешь ли ты в нем, там, где убежище звезды? О ты плачущее сердце мира! И ты вознесешься, когда исполнится срок. Ибо дома нельзя оставаться томлению, строящему мосты от звезды к звезде!

*** (Заслонены любящие…)

Заслонены любящие небом, словно каменной стеной, Тайная стихия творит им дыхание, и несут они камни в благословение, и все, что растет, у них одних находит родину. Заслонены любящие, и для них одних щелкают соловьи, которые без них вымерли бы уже в глухоте. Лани, тихие лесные сказки, кротко сострадают им. Заслонены любящие, находят они скрытную боль заката, кровь на ивовых ветках, — и, улыбаясь, практикуют в ночи умиранье, тихую смерть со всеми родниками томления.

*** (Почему черный ответ ненависти…)

Почему черный ответ ненависти на бытие твое, Израиль? Ты чужой, дальше твоя звезда, чем другие. Продан ты этой земле, чтобы одиночество не прекратилось. Истоки твои поросли бурьяном, — меняешь ты свои звезды на все, что есть у червей и у моли, и все-таки от бредового песка с побережий времен лунной водою влекутся они вдаль. В хоре других ты пел тоном выше или тоном ниже — бросился ты в кровь заката, как одна боль другую ищет. Длинна твоя тень, и поздний твой час пробил, Израиль! Долог твой путь от благословения вдоль эпохи слез до перепутия, где ты рассыпался пеплом, Твой враг дымом твоего сожженного тела твое смертельное одиночество написал на лбу неба! О какая смерть! Когда все ангелы-хранители с крыльями кровавыми изодранными на колючей проволоке времени висят! Почему черный ответ ненависти на бытие твое, Израиль?

Давид

Самуил увидел за слепецкой повязкой горизонта — Самуил увидел — в царстве решения, где, догорая, никнут созвездия, пастуха Давида, пронизанного музыкой сфер. Как пчелы, приближались к нему звезды, мед почуяв — Когда мужи искали его плясал он, овеянный дремотным руном агнцев пока не остановился и тень его не упала на овна — и наступило царское время, но в зрелом возрасте, отец поэтов, измерил он в отчаяньи отдаленье Б-жье и построил из псалмов ночной приют для

раненных дорогой. Умирая, больше преступного отдал он червивой смерти, чем сонм отцов его — ибо от образа к новому образу ангел в человеке плачет глубже в свет!

Числа

Когда ваши формы поникли пеплом в ночные моря, где вечность полощет приливом и отливом жизнь и смерть — поднялись числа — (выжженные однажды на руках у вас чтобы никто не ушел от муки) поднялись метеоры чисел на зов пространств где световые годы как стрелы и где планеты из магичерких веществ боли рождаются — числа — с корнями вырванные из мозга убийц и уже включенные в синие жилы небесного круговорота.

*** (На дорогах земли дети лежат…)

На дорогах земли дети лежат с корнями вырванные из матери-земли. Свет померкшей любви выпал у них из рук чью пустоту наполняет ветер. Когда отец всех сирот, вечер, с ними из всех ран истекает кровью и трепетные их тени душераздирающий страх тел их срисовывают, впадают они вдруг в ночь словно в смерть. А в горах рассветной боли умирают их отцы и матери снова и снова.

*** (Куда ты, куда…)

Куда ты, куда Вселенная томления, Заколдованная уже в гусенице. Крылья напрягшая, Рыбьими плавниками Начало обозначающая В глубинах водных, которые Одно только сердце может Измерить грузилом Печали. Куда ты, куда Вселенная томления, Вместе с мечтами потерянных царств земных, Вместе со взорванной кровеносной системою тела. Пока душа, съежившись, Нового рождения ждет Подо льдом смертной личины.

Мотылек

Дивный мир, мир нездешний, нарисован в твоем прахе. Сквозь огненное ядро земли, сквозь каменную ее скорлупу ты проникаешь, ткань прощанья в толще преходящего. Мотылек, каждой твари доброй ночи! Бремя жизни и бремя смерти опускается с твоими крыльями на розу, которая блекнет вместе со светом, зреющим в чаяньи родины. Дивный мир, мир нездешний, Нарисован в твоем прахе. Царственный герб В тайне воздуха.

*** (Мы матери…)

Мы матери, тоскующие из морской ночи. Мы домой возвращаем. Наше призванье — домой возвращать разбросанное добро. Мы матери, грезя, блуждаем со звездами, покидают нас потоки Вчера и Завтра и с нашими родами мы словно остров одни. Мы матери, говорим смерти: расцветай в нашей крови, чтобы любил песок и чтобы звезды в зеркале мира… Мы матери, баюкаем в люльках проблески воспоминаний о днях творения — вдох и выдох мелодия нашей любовной песни. Мы матери, баюкая, вдыхаем в сердце вселенной мелодию мира.