Звездное затмение

Аверинцев Сергей Сергеевич

*** (Нельзя тут больше оставаться…)

Нельзя тут больше оставаться Из глубины своей заговорило море Грудь ночи Дыша вздымает стену Чтобы к ней припала голова Мечту рожая в муках. Тут звезды ни при чем Обходится без них Строительное это вещество С тех пор как смесь в песке образовалась Живучая и в смерти. Кто плачет Ищет мелодию свою Которую листвою музыки Ветер облек И спрятал в ночь. Шаг от истока — Как это далеко! Летать пора Нам только нашим телом.

*** (Матерь цветение времени морского…)

Матерь цветение

времени морского ночной приют океанического аромата роды светящегося песка — Очерчена божественным эллипсом с двумя головнями-порогами вход и выход. Твой вздох возвращает времена строительные камни для кельи сердца и небесное эхо глаз. Месяц погрузил свою судьбу в твое ожидание. Тихо завершается спящий язык воды и ветра В пространстве возгласа твоего когда вскрикнешь ты жаворонком.

*** (И всюду человек на солнце…)

И всюду человек на солнце долг выплачивая черным кровопусканьем в песок — и только во сне в бесполезном приюте пылающей стрелой тоски по родине вырываясь из колчана кожи — а здесь всегда только буквы которые царапают глаз хотя давно уже превратились в бесполезные зубы мудрости останки почившей эпохи. Но теперь Херувим погоды завязывает платок четырех ветров не для того чтобы собирать землянику в лесах речи а для того чтобы на разные лады трубить в темноте ибо нельзя положиться на летучий прах и только повойник ветра подвижная корона указывает еще своим трепетом весь в созвездиях тревоги направление бегущему миру.

*** (Долго пожинал Иаков…)

Долго пожинал Иаков благословением руки своей колосья тысячелетий никнущие в смертный сон смотрел слепыми глазами просветом в его взоре солнца и звезды обнимались пока это наконец не выпрыгнуло рожденьем из его руки и в глазное небо Рембрандта. Иосиф пытался еще быстро отвести молнию ложного благословения которая сверкнула уже Б-г знает где И Первородный угас как пепел —

*** (Аллилуйя утес родился…)

Аллилуйя утес родился Мягкий голос из глубин морских волны — руки текучие руки вод могилу держат и небосвод — И потом фанфара в соляной короне возлюбленная океана блуждающая эпоха тычется гранитными рогами в его утро. Аллилуйя в кварце и слюде Окрыленная тоска свой ключ в замочной скважине повернула к небу дитя глубокой ночи но уже родина для морской птицы падающей от усталости Беглецы из огня из слепых убежищ химия перезимовавшая в тайной беседе ухода — Семя солнца в открытых ртах откровения Аллилуйя камней в сиянии Запечатленные одеянья звезд прорваны и небо с протяжной речью открывает глаза в заплаканной наготе — Но в воде родимой сосунки водоросли охватывают темное тело задирающее ноги рыбы в свадебных покоях где потоп разлегся водят хоровод одержимые замученные мечты сгущаются в медузе дыша цветком-сапфиром путеводными знаками кровавые кораллы сонливой смерти Аллилуйя утес родился в золотое пастбище

света

*** (Уже говорят потрескивающие цветные ленты…)

Уже говорят потрескивающие цветные ленты чужие рты новая священная речь Уже сворачиваются под крыльями орлиными смертные простыни горизонтов ибо и драма смерти перестрадав свое время знает о новом начале за опущенным занавесом Но здесь с волосами венчанными властители среди звездных скопищ в яйце ночи утрачивают вместе со скрижалями закона вещие дали на подвижных дисках розы ветров. Солью заговаривают раны, пока свет с плачем домой не потянется, закрывая музыкальные двери. Темнота овдовевшая болью скрюченная долгим жалобным зовом плодородия сотрясает опустошенные небеса пока новый подсолнечник сквозь траурное одеяние ночи распускаться не начнет —

*** (Сеть из вздохов сон ткет…)

Сеть из вздохов сон ткет священные письмена но здесь никто не умеет читать их кроме любящих которые бегут сквозь вращающиеся с музыкой застенки ночей горы мертвых превозмогая грезой связанные бегут чтобы потом только окунуться в рождество солнца вылепленного ими же —

*** (Сбрасывает этот век…)

Сбрасывает этот век змеиную чешую своего смертельного календаря — Свищет вокруг волос Береники молния — бич — Отверзлась Адамова голова подымается дергаясь в тонкую полосу воздуха: Семь дней творения. Прорастает семя в страхе быстро на человеческом пальце. Орел несет в клюве свое гнездо. Поцелуй — пчелиный присос девичьих губ и пожинает смерть ветряные хлеба. Звезды без орбит мраком ночным очерчены освобожденные, брызжут пять чувств осветительными ракетами — И молчание — новая страна —

*** (Сколько времен затонувших…)

Сколько времен затонувших на буксирном канате детского сна поднимаются из открытого моря в пахучую каюту играя на лунных костях мертвецов пока дева лимоном солнечным окропленным тьмою ослепляет в кораблекрушении. Беспомощно хлопают мотыльковые двери мгновений всегда открытые для золотых дротиков убийственно жгучих в кровавом побоище детского страха. Какие окольные пути предстоят шагам сердца пока наконец челна воспоминаний наяву не достигнешь — Сколько границ земных омытых грезами нужно сорвать пока музыка придет с чужого созвездия — Сколько смертельно больных завоеваний нужно им прежде чем они возвратятся лунное молоко во рту в крикливый воздух своих детских игр со светлыми ресницами —

*** (Придет кто-нибудь издалека с речью…)

Придет кто-нибудь издалека с речью, где, может быть, звуки перекрыты ржаньем кобылы или писком маленьких черных дроздов или скрежетом пилы, перегрызающей всякую близость, — Придет кто-нибудь издалека, похожий на пса или на крысу, придет зимою, — ты одень его потеплее, пусть у него огонь под подошвами, быть может, он ехал на метеоре верхом, не нужно ругать его за продырявленный коврик. — Всегда странник носит с собой сироту-родину для которой он, может быть, ничего не ищет, кроме могилы.