Звездные дороги. Истории из вселенной Эндера
Шрифт:
– Папа, ты не заметил, что не я тебе позвонила?
– Только сейчас сообразила?
– Да, и кто тебе все рассказал? Кто-то из университета?
– Нет, Грасдольф – у него есть друг в фонде, и…
– Ну, ясно.
Отец вздохнул.
– Цинизма тебе не занимать.
– Какой смысл брать заложника, если не посылаешь требования выкупа?
– Грасдольф – мой друг, его просто используют, и я в самом деле имел в виду…
– Папа, возможно, тебе кажется, что ты готов отказаться от своего донкихотского крестового похода ради
– Да ты прямо благородная мученица.
– Вот видишь, как быстро мы поругались?
– Потому что ты не желаешь со мной разговаривать, а просто несешь всякую чушь в надежде, что я от тебя отстану.
– Похоже, пока все-таки не получается. Но уже близко к тому?
– Зачем ты это делаешь? Зачем ты хлопаешь дверью перед каждым, кому ты небезразлична?
– Насколько я знаю, я пока что хлопала дверью лишь перед теми, кто чего-то от меня хочет.
– И чего, по-твоему, хочу я?
– Чтобы тебя знали как самого выдающегося военного теоретика всех времен, но чтобы при этом твоя семья была предана тебе так же, как если бы она знала тебя по-настоящему. И знаешь что? Я не желаю продолжать этот разговор, и когда я отключусь, что я сейчас собираюсь сделать, пожалуйста, не звони больше и не оставляй на моем компе трогательных сообщений. И – да, я тебя люблю, у меня все в полном порядке, и на этом все, точка, до свидания.
Она прервала связь, и только после этого смогла заплакать.
Слезы разочарования – вот что это было, и ничего больше. Ей требовалось дать выход своим чувствам. И ей было все равно, услышит ли кто-то, что она плачет, – главное, чтобы ничто не мешало объективности ее научных исследований, а остальное не важно.
Перестав плакать, Тереза опустила голову на руки и, кажется, немного вздремнула. Даже наверняка – была уже вторая половина дня, она успела проголодаться, и ей хотелось в туалет. Тереза ничего не ела с самого завтрака, а стоило ей пропустить обед, как к четырем часам у нее всегда начинала кружиться голова.
На экране ее компа по-прежнему были данные студентов. Закрыв их, Тереза расправила пропотевшую одежду, подумав: «И впрямь жарковато для свитера, особенно столь толстого и мешковатого». Но футболки под свитером не было, так что ей ничего не оставалось, кроме как идти домой, обливаясь потом.
Если бы она хоть когда-нибудь возвращалась домой в дневные часы, возможно, она научилась бы одеваться более приемлемо. Но сейчас у нее не было никакого желания работать допоздна. Если на любых ее трудах будет стоять чужое имя – может, послать подальше
Она открыла дверь…
И увидела того самого мальчишку Виггина, который сидел спиной к двери, раскладывая пластиковые вилки и ножи на бумажных салфетках. Запах горячей еды едва не заставил ее отступить назад.
Виггин взглянул на нее, но без тени улыбки.
– Блинчики из «Хунаня», – сказал он, – куриный сатай из «Май-Тая», салаты из «Зеленого сада», а если подождете еще несколько минут, будут фаршированные грибы из «Тромп Л’Эф».
– Я хочу только одного, – ответила она. – Отлить. А поскольку мне вовсе не хочется делать это прямо на сумасшедшего студента, разбившего лагерь у меня под дверью, не будете ли вы так любезны отойти…
Он отошел.
Моя руки, она подумала о том, чтобы больше не возвращаться к себе в кабинет. Дверь за ней захлопнулась. Сумочка была с собой. И этому мальчишке она ничем не была обязана.
Но любопытство взяло верх. Есть она ничего не собиралась, но ей требовался ответ на один вопрос.
– Откуда вы знали, когда я выйду? – спросила она, стоя над приготовленным им пикником.
– А я и не знал, – ответил он. – Пицца и буррито отправились в мусорный бак полчаса и пятнадцать минут тому назад.
– Хотите сказать, что периодически заказывали еду, чтобы…
– Чтобы, когда бы вы ни вышли, вас ждало что-нибудь горячее и/или свежее.
– И/или?
– Не нравится – ладно. – Он пожал плечами. – Естественно, бюджет мой ограничен, поскольку живу я на то, что мне платят за работу сторожем на физическом факультете, так что если вам вдруг не понравится – считайте, я спустил в унитаз половину моей недельной зарплаты.
– Да вы и в самом деле лжец, – усмехнулась Тереза. – Я знаю, сколько платят сторожам на полставки, так что на оплату всего этого вам пришлось бы трудиться две недели.
– Значит, даже жалость не заставит вас сесть и поесть со мной?
– Заставит, – ответила она. – Но не жалость к вам.
– Тогда к кому?
– К себе самой, конечно, – сказала она, садясь. – К грибам я не притронусь – у меня аллергия на шиитаке, а в «Эфе», похоже, считают, будто других настоящих грибов не существует. А сатай наверняка холодный, поскольку его никогда не подают горячим, даже в ресторане.
Постелив на скрещенные ноги Терезы бумажную салфетку, он протянул ей нож и вилку.
– Так как, хотите знать, что в моем досье неправда? – спросил он.
– Мне все равно, – ответила она, – и я в него не заглядывала.
Он показал на свой комп.
– Я давно уже подключил к базе данных собственную следящую программу. И знаю, когда и кто получает доступ к информации обо мне.
– Чушь, – бросила она. – Университетскую систему дважды в день проверяют на вирусы.
– На известные вирусы и аномалии, которые можно обнаружить, – поправил он.
– Но при этом вы хотите поделиться со мной своей тайной?