Звёздные мальчики
Шрифт:
– Я счастлива умереть за его народ, - прошептала Ана помертвевшими губами.
– Умереть?
– Дора прищурилась.
– Нет, я не для этого тебя купила.
– А для чего?
– резко спросила Ана.
– Я думаю, ты уже догадалась.
– Я не гадалка.
– Неужели? А я думала, каждая цыганка умеет гадать.
Сердце у Аны сжалось. Дора задумчиво рассматривала ее.
– О, дорогая, только я понимаю, как нелегко тебе жить среди людей... скрывать свои желания, чувства, - смиренно и даже робко сказала она, подходя поближе.
– Когда я думаю о том,
– Оставь меня в покое, - глухо сказала Ана.
– Что тебе нужно?
– Твоя сила. Твой необыкновенный дар. Твоя мощь, не доступная обыкновенным людям. Это просто чудо, что я встретила тебя... Мы станем друзьями, правда?
– вкрадчиво сказала Дора. Ее черные глаза сверкали жутким, неприятным огнем.
Ана изумленно смотрела на Дору, и недобрые предчувствия, мучившие ее, все усиливались. Дора опасливо прикоснулась к ее руке. Ана резко отстранилась.
– Я счастлива...
– почти благоговейным шепотом произнесла Дора.
– Не каждый может похвастаться дружбой с оборотнем.
Муха кричал и сопротивлялся, как мог. Ухватив с обеих сторон за руки, слуги волокли его в покои короля. Король шел следом, пошатываясь, как больной. Карлика затолкали в плетеную корзину и подвесили на веревке под потолком, в нескольких метрах от пола.
... Озаренный огнем свечи, Далибор сидел за столом, обхватив голову руками. У его ног пристроился Рогач. Когда из покачивающейся корзины доносился слабый стон, пес поглядывал на корзину и недовольно ворчал.
– Я убью тебя, - после долгого молчания донеслось сверху.
– Ты опять? Молчи...
– Ублюдки вы с твоей Дорой, вшивой, потасканной... костлявой...
Король стукнул кулаком по столу. Рогач приподнялся и, посмотрев на короля, заворчал.
– Гадина... Я убью тебя.
– Сверху раздались всхлипы.
– Моя родина гибнет, и если в моих силах остановить ее падение, неужели ты думаешь, что я постою за ценой?!
– Эта цена имеет название!
– Я не знал, что это преступление, - мечтать о лучшей жизни для своего народа...
– То, что ты сделал, - не преступление. Это хуже.
Далибор вскочил, как разъяренное животное, и закричал:
– Дора стерла бы мою страну с лица земли! Лучше погибнуть от собственного меча, чем изменить родине!
– Да, лучше погибнуть, - вторил ему голос из корзины.
– Что ж ты не погиб?
Король опустился в кресло.
– Не погиб... Не погиб...
– прошептал он.
Муха перестал плакать.
– Я знаю, почему ты не погиб, - сказал он.
– Это Ана спасла тебя. Она разрезала свое платье и подкупила гонца, чтобы он объявил, что война отложена. Ты по-королевски отблагодарил ее, гадина... Молчишь? Не знаешь, что сказать... Мучайся теперь, если ты еще можешь что-нибудь чувствовать. Обнимайся со своей Дорой, которая вспарывала животы рудокопам...
– Замолчи! Замолчи!
– страшным голосом закричал Далибор.
– Я убью тебя! Рогач вскочил и залаял. Карлик засмеялся:
– Позови свою невесту. Вместе позабавитесь! И этого, серого, такое же чудовище, как и его хозяин...
Король
– Она любила тебя.
Далибор поднял голову.
– Она любила тебя, - повторил карлик, наблюдая за ним в дырочку в корзине.
– Замолчи...
– Любила.
– Замолчи!
Муха закричал во все горло:
– Она любила тебя! Любила!
Жестом, беспомощным, как женский упрек, король заткнул уши и тоже закричал - чтобы заглушить голос, который раздирал кровавую рану на его сердце...
Ветер заметал в низкое маленькое окошко рои белых мух. Лежа на полу, она с трудом дотягивалась до него, чтобы снова и снова взглянуть на серое ночное небо и жадно подставить ветру свое пылающее лицо. Если бы только увидеть звезды. Ей сразу стало бы легче.
У нее опять болят руки. Она поднесла к глазам почерневшую ладонь. Они пытали ее огнем. Она не кричала - кричит только слабый... Они хотели вызвать к жизни невозможное и отвратительное, то, о чем она все время пыталась забыть и что осталось где-то далеко, за той темнеющей горной грядой. Оно осталось далеко отсюда!
Она снова посмотрела в окно. Себя не обманешь... Прошлое всегда с нами. От него нельзя укрыться за высокими снежными перевалами. Оно настигнет тебя и там...
Снаружи начиналась буря. Ночной ветер становился все холоднее и неистовее, но в его голосе ей слышалось обещание скорого прихода весны. Еще совсем немного, и отступят долгие мглистые ночи - солнце растопит их холод; в долинах лопнут на деревьях почки, яростно пробьют землю зеленые ростки и заплещутся реки. Потом заколосятся хлеба, и посреди летнего зноя холод этой бесконечной ночи будет казаться ей далеким и призрачным. Да он уже и отступил... ей жарко... Рана в груди просто пылает, и горят ладони. Этот ветер... он стал вдруг нестерпимо горячим, и она не понимает - как это возможно? Наверное, это сон...
...Жаркий полдень плавит камни, и густое обжигающее марево скатывается с вершины холма, толкая в грудь девочку, карабкающуюся вверх. Там, высоко, ее ждет белокурый мальчик. Он звонко смеется и подбадривает ее. Она не узнаёт его, но тоже смеется, скрывая свое смущение, и упрямо взбирается по крутому склону, напрягая последние силы. Для нее сейчас нет ничего важнее, чем дойти до вершины.
– Иду, уже почти дошла...
– все повторяет она, тяжело дыша.
– Не смейся надо мной... Ты противный... Видишь, я уже дошла...
Из-под ног у нее сыплются камни, с шумом скатываясь вниз и где-то далеко встречаясь с землей. Она боится даже смотреть туда, на незнакомую ей сожженную зноем равнину, на раскаленные каменные россыпи и чахлые рощи, изнывающие под солнцем. Оглушающая тишина вокруг вдруг начинает звенеть, будто где-то далеко и печально заныли скрипки.
Не слушая их, мальчик протянул к ней руки и начал петь другую, свою, песню. Она остановилась и, с трудом сохраняя равновесие, прислушалась.
– Ты вернешься, дорогая... Ты взойдешь на этот зеленый холм, я обниму тебя, и мы никогда не расстанемся...
– пел мальчик.