Звёздный огонь
Шрифт:
– О чем ты говоришь?! – выдавила Хеллери. – Что с тобой произошло?
– Я устал молчать! – крикнул Хаген. Какая-то часть его души пришла в ужас от только что произнесенных слов, но он не мог остановиться. – Мне не пять лет, хватит! Я уже взрослый! И если моё слово хоть что-то значит, то я говорю – мы должны бороться, а не отсиживаться в норах!
– И как ты борешься? – с горькой улыбкой спросила Хеллери своего внука, который в этот миг и впрямь показался ей взрослее – выше ростом, шире в плечах, с отчаянным блеском в глазах, – но вовсе не умнее. – Разбивая носы мальчишкам на рыночной площади? Взрываясь, словно звездный огонь, в ответ на слова какого-нибудь задиры? Рискуя повредить лицо и остаться изуродованным
Хаген молчал, не сводя с бабушки горящих глаз.
– Политика, мой мальчик… – проговорила леди Локк. – Тебе четырнадцать, а я прожила на свете триста лет и понимаю в этом куда больше. Сильнейшим кланом издавна считались Фениксы: чтобы свергнуть Аматейна, Бастиану и Марко не понадобилась бы ничья помощь, потому что… а, пустое. Всё равно это их не спасло, потому что даже сильнейший не защищен от измены. – Она ненадолго остановилась, чтобы выровнять дыхание. – Ты не слушаешь меня.
Отчаянные слова мальчишки вовсе не оставили Хеллери равнодушной: старейшина поняла, что настал момент, которого она боялась уже давно. Пришла пора поговорить с внуком в открытую, и леди Локк отчего-то поддалась надежде, что именно младший сын её безвременно ушедшего Гэри окажется подходящим для того, чтобы возглавить погибающий клан – а Пересмешники погибали, в этом Хаген ничуть не ошибся. Но Хеллери подвело обыкновение начинать любой разговор издалека.
– Я понимаю одно, – сказал Хаген, и ярость в его голосе бушевала с прежней силой. – Не нравится, что я дерусь с простолюдинами? Это оскорбляет твою гордость? Так ведь ни ты, ни братья не научили меня сражаться, как положено сыну клана. Аматейн, должно быть, играет с нами, потому что знает наверняка – ты не сможешь дать отпор, ты слишком стара и труслива!..
Те, кто подслушивал за дверью, услышали вслед за этим глухой удар – опрокинулось кресло, – и звонкую пощечину, а потом Хаген выскочил из комнаты бабушки и умчался прочь, как ураган.
Той же ночью он ушел из дома.
Хеллери велела его не искать.
… – Эй, если не берешь, положи на место! – грубовато потребовал молоденький продавец – должно быть, сын лавочника, совсем недавно принявшийся помогать отцу и не перенявший пока что обходительных манер. Впрочем, он был прав – поясок с богатой вышивкой золотыми и серебряными нитями следовало вернуть на прилавок, потому что Хагену он был не по карману, как и все остальные товары в этой лавке.
Одарив мальчишку на прощание мрачным взглядом, оборотень отправился своей дорогой. Он с утра слонялся по городу без толку, глазея по сторонам. Каама жила бурно, взахлеб: здесь совершенно чужих людей, остановившихся на мосту, чтобы перемолвиться парой слов о погоде, можно было принять за хороших знакомых, а закадычных друзей, слишком бурно обсуждающих какой-нибудь пустяк, – за злейших врагов. В городе-на-воде ни одно объяснение в любви не обходилось без цветов, причем охапками, а уж если супруги ссорились, то их слышал весь квартал. Здешние длинные лодки и вовсе казались Хагену существами совершенно иной природы, нежели «Невеста ветра» и прочие фрегаты: взять хотя бы их манеру по-змеиному изгибать корпус на особо крутых поворотах! Хоть пересмешник и понимал, что по-другому им не разминуться в узком канале, чьи берега надежно закованы в гранит, желание прокатиться у него пропало очень быстро. Зато он немало времени провел на центральной площади, где строили большой храм Эльги, потом кормил голубей у фонтана Морских дев – каменные обитательницы глубин выглядели, по воле неведомого ваятеля, совсем как обычные земные женщины, только с рыбьими хвостами вместо ног. Полудевушки-полурыбы улыбались лукаво, прячась за вуалями из водяных брызг; в плеске воды слышался порою чей-то серебристый смех. Хаген смотрел на них, вспоминая кракенов, мурен, прочих тварей, их
Из любопытства и от скуки пересмешник прошелся по торговым рядам, прицениваясь к тканям и украшениям – и с изумлением обнаружил, что цены на роскошные безделицы в Кааме немногим уступают столичным. Да-а, Лайра Арлини воистину волшебник: ведь ещё лет десять назад город-на-воде был глухим захолустьем, куда стремились попасть разве что студиозусы из Ниэмарского или Лагримского университетов, до умопомрачения влюбленные в старину. В те времена, если верить слухам, здесь и народу жило вполовину меньше, чем сейчас, да и дома по большей части разваливались, держась лишь на честном слове. Теперь всё изменилось, и изменилось к лучшему… хотя цены не мешало бы сбавить.
Когда Хаген вышел из негостеприимной лавки, мимо как раз проплывала лодка, украшенная цветами и лентами. На корме сидели двое – юная девушка, совсем ещё ребенок, и парень с гитарой. Такие парочки попадались Хагену на глаза и раньше, но отчего-то именно теперь он засмотрелся на влюбленных и затосковал. Их лица, такие красивые и лучащиеся нежностью друг к другу, их трепетные взгляды – всё это напоминало пересмешнику о том, что он предпочел бы навсегда похоронить где-нибудь на дне океана, чтобы даже морская мать не отыскала.
Порыв ветра обрывает лепестки цветущей вишни.
Морская лазурь темнеет, на горизонте угасает медово-алое сияние.
«Ты ведь узнаешь меня? Пообещай, что узнаешь!»
Ах, если бы можно было по-настоящему сменить лицо и имя, начать с начала…
Хаген покачал головой в ответ собственным мыслям, шагнул вперед, не глядя – и чуть было не столкнул в канал маленькую девочку, стоявшую рядом.
Ту самую девочку, что испугала его накануне ночью.
– Эй… – Магус присел на корточки. Как и в прошлый раз, малышка смотрела на него без испуга, с любопытством. – Ты нарочно за мной ходишь, да?
Она улыбнулась и промолчала. Необычно большие глаза – о таких говорят «в пол-лица» – обрамляли густые и длинные ресницы, под правым глазом виднелась родинка, похожая на слезу. Пухлые щечки, смешно вздернутый нос… «Помыть бы тебя да приодеть, – подумал Хаген, – стала бы из замарашки маленькой принцессой».
– Ну что же мне с тобой делать? – сказал он вслух, не ожидая ответа. – Яблоко хочешь? Так это запросто. Пойдем, куплю…
Она заливисто рассмеялась, но на его протянутую руку даже не взглянула – отбежала в противоположную сторону и остановилась неподалеку, выжидая. Это здорово смахивало на заманивание доверчивой жертвы куда-нибудь в темный переулок, и хотя перед ним была всего лишь девочка, безобидная как котенок, Хаген ощутил легкое беспокойство.
«А, была не была…»
Он всё-таки пошел следом за малышкой, которая всякий раз при его приближении странным образом оказывалась шагов на десять впереди. То ли погоня, то ли игра продлилась недолго: скоро Хаген вышел на площадь, где уже успел побывать утром, к тому самому фонтану с морскими девами.
Невысокая полноватая женщина лет пятидесяти кормила голубей. Птицы шумно копошились у её ног, выискивая крошки между каменными плитами; со стороны всё это выглядело как неприятно колышущийся живой ковер. Фартук незнакомки был перепачкан в муке, а на сгибе локтя висела корзиночка с булками. Из-за полуденной жары площадь совершенно обезлюдела, и кроме этой женщины поблизости никого не оказалось – никто не собирался хватать пересмешника, тащить его куда-то и убивать…
– Красивые, правда? – сказала незнакомка, бросив на Хагена короткий быстрый взгляд. Она улыбалась тепло и сердечно, но пересмешника по-прежнему что-то беспокоило. – Они ведь тебе понравились.