Звездный зверь

Хайнлайн Роберт Энсон

— Минуточку. Мама, не думаешь ли ты, что я…

— Пожалуйста, мистер Стюарт! У Музея естественной истории нет времени для семейных склок. Вам известно наше предложение. Вы принимаете его?

— Мне кажется, вы так и не назвали цену, мистер Перкинс, — вмешалась миссис Стюарт.

— Да, действительно. Скажем, двадцать тысяч?

— Чистыми?

— Чистыми? О нет… но, разумеется, мы берем на себя вопрос о возмещении убытков.

— Чистыми, мистер Перкинс, — сказала она твердо.

Он пожал плечами.

— Чистыми.

— Мы

принимаем условия.

— Хорошо.

— Эй? Подождите!.. минуточку! — запротестовал Джон Томас. — А как же с другим вопросом? Я не собираюсь отдавать Ламокса, если…

— Помолчи! Дорогой, я терпела, но хватит с нас этой чепухи. Мистер Перкинс, он принимает предложение. Бумага при вас?

— Но я еще не согласился!

— Один момент, — произнес мистер Перкинс. — Мадам, я правильно понимаю, что у меня должна быть подпись вашего сына, чтобы купчая была действительна?

— Вы ее получите.

— Гм-м… мистер Стюарт?

— Я не собираюсь подписывать, если не оговорено, что я и Ламокс будем вместе.

— Миссис Стюарт?

— Это смешно!

— Я тоже так думаю. Но ничего не могу поделать. — Перкинс встал. — Спокойной ночи, мистер Стюарт. Благодарю за то, что вы позволили мне увидеть Ламокса. Нет, не вставайте, я сам найду дверь.

Он собрался уходить, в то время как сын с матерью сидели, не глядя друг на друга. У двери он остановился.

— Мистер Стюарт?

— Да, мистер Перкинс?

— Не сделаете ли вы мне одолжение? Сделайте как можно скорее записи Ламокса, цветное стерео-видео со звуком, если получится. Я пришлю сюда профессиональных операторов — но могу не успеть. Знаете, будет действительно стыдно, если о нем не останется никаких увековечивающих его научных документов. Так что сделайте, что сможете, — и он снова повернулся к выходу.

Джон Томас проглотил слезы и вскочил со стула.

— Мистер Перкинс, вернитесь!

Несколько минут спустя он уже подписывал купчую. Его рука подрагивала, но подпись была четкой и законной.

— Теперь, миссис Стюарт, — вкрадчиво сказал мистер Перкинс, — не поставите ли вы подпись тоже, вот здесь, в графе «Опекун»… Благодарю вас! О да! Я должен вычеркнуть вот эту часть о решении вопроса о возмещении иска за ущерб: у меня нет с собой наличных денег. Я прибыл сюда, когда банки уже закрылись, так что передам вам некоторую сумму для скрепления обязательства, а остальное мы уладим перед тем, как мы повезем к себе этот экземпляр.

— Нет, — сказал Джон Томас.

— Э-э-э?..

— Я забыл сказать. Музей может решить вопрос с иском, поскольку я сделать этого не могу, и, в конце концов, все это сделал Ламокс. Но я не собираюсь брать никаких денег. Я буду чувствовать себя Иудой.

— Джон Томас! Я не позволю тебе… — закричала его мать.

— Лучше не говори об этом, мам, — сказал он опасливо. — Ты

же знаешь, какого мнения обо всем этом был отец.

— Кхгмм! — мистер Перкинс громко прочистил горло. — Я оформляю на какую-то условную сумму, чтобы договор имел силу… Больше не буду задерживаться. Судья О'Фаррел сказал мне, что он ложится спать в десять. Миссис Стюарт, я считаю, что Музей взял на себя обязательства, связанные с моим недавним предложением. Мистер Стюарт, я покидаю вас… Этот вопрос вы решите со своей мамой без меня. Спокойной ночи вам всем.

Он засунул купчую в карман и быстро вышел.

Час спустя, утомленные и раздраженные, они все еще сидели друг перед другом в общей комнате. Джон Томас позволил уговорить себя согласиться на то, что деньги возьмет мать, пока они не потребуются ему. Он согласился, рассчитывая получить разрешение устроиться на работу по уходу за Ламоксом.

Но мать отрицательно покачала головой.

— Об этом не может быть и речи. В конце концов, тебе надо поступать в колледж. Ты не сможешь взять этого зверя с собой. Так что в любом случае ты не мог рассчитывать, что он всегда будет с тобой.

— Но я думал, что ты будешь заботиться о нем так, как ты обещала это папе. А я виделся бы с ним по выходным.

— Не приплетай сюда отца! Я наконец-то могу сказать тебе, прямо сейчас, что давно уже решила: в тот самый день, когда ты поступишь в колледж, этот дом перестанет быть зоопарком. Нынешнее происшествие просто приблизило эту дату на несколько дней.

Джон Томас уставился на нее, неспособный сказать что-либо.

Некоторое время спустя она подошла и положила руку на его плечо.

— Джонни? Джонни, дорогой…

— А?

— Посмотри на меня, дорогой. Мы наговорили друг другу много горьких слов, и я сожалею, что они были сказаны. Уверена, ты не хотел говорить их. Но мама думает только о твоем благополучии, ты же знаешь об этом. Не так ли?

— Да, знаю.

— Это все, о чем только и думает мама: как будет лучше для ее взрослого мальчика. Ты молод, а когда человек молод, важными ему кажутся вещи, которые таковыми не являются. Но когда ты вырастешь, то поймешь, что мама знает лучше! Разве ты этого не понимаешь?

— Да… мам, насчет той работы. Если бы я мог хотя бы…

— Пожалуйста, не надо об этом, дорогой. У матери уже голова раскалывается от боли. Давай больше не будем говорить об этом. Хорошо выспись, и завтра увидишь все по-другому. — Она поцеловала его и погладила по щеке. — Спокойной ночи.

После того как она ушла, Джон Томас еще долго сидел, пытаясь во всем разобраться. Он знал, что должен чувствовать себя лучше. Он спас Лами. Ведь так?

Но он не чувствовал облегчения, а ощущал себя как животное, которое оторвало себе ногу, чтобы вырваться из капкана — потрясенным и несчастным, а не успокоенным.