Звездочёт из Нустерна и таинственный перстень
Шрифт:
– Господин профессор, – проговорила Леонора, – ваша супруга сказала, будто у вас приготовлен какой-то сюрприз для меня. Простите, конечно, что я так любопытна…
– Ну что вы, нисколько! – вскричал просиявший профессор. – У меня действительно есть небольшой сюрприз. Прошу вас, присядьте.
Себастьян и архивариус придвинули дамам резные скамейки из мореного дуба, и те сели. Профессор сделался суетлив: он отдал свои коробки Себастьяну, объявив его на время помощником, а сам потирал руки, кланялся и шаркал ножкой.
– В этих коробочках, милые дамы, – говорил он, – содержится не меньше роскоши, чем в этом великолепном
Он взял у Себастьяна верхнюю коробку.
– Извольте взглянуть сюда, дорогая Леонора и прелестная Помпония. Это лучшие экземпляры моей коллекции.
Он открыл крышку, и взорам девушек предстали редкие и удивительно красивые жуки.
– Не правда ли, красавцы? – гордо спросил профессор.
– Да, – грустно сказала Леонора, – действительно хороши. Но для чего вы посадили на булавки таких прекрасных насекомых?
– Именно прекрасных! Я таких специально выбираю.
– А не кажется ли вам, что это жестоко? – спросила Помпония.
– Не понимаю вас, сударыня, – пожал плечами профессор. – А вот взгляните сюда.
Он взял у звездочета другую коробку и открыл крышку. Там были замечательные бабочки.
– Бедняжки, – проговорила дрогнувшим голосом Помпония, – они уже никогда не смогут резвиться над зелеными лужайками.
– Вам не нравится моя коллекция? – удивился профессор.
– Мне не хотелось бы вас огорчать, – сказала Леонора, – но если вы хотели доставить мне удовольствие, то из этого ничего не вышло.
Она хотела было встать, но профессор остановил ее.
– Погодите, погодите. Вы не видели еще самого главного. Уверен, что вы буквально умрете от восторга, – не замечая печальных лиц девушек, продолжал профессор.
Надо сказать, что его слова в известном смысле оказались пророческими. Леонора снова присела, а профессор незамедлительно открыл последнюю коробку, в которой находилась золотая жужелица.
Леонора медленно наклонилась над коробкой, потом отпрянула, лицо ее страшно побледнело. Она приподнялась было со скамейки, но вдруг вскрикнула и упала без чувств. Оркестр смолк, по залу пронесся ропот. Себастьян, ничего не замечая вокруг, бросился на помощь Леоноре.
– Это он, он! – послышался испуганный возглас Помпонии.
– Леонора! – воскликнул Себастьян. – Что с вами? Леонора!
– Это обморок, – проговорил пораженный архивариус.
– Что такое? Что случилось? – затараторил подбежавший бургомистр.
– Здесь душно. Откройте окна! Скорее откройте окна!
Ропот в зале нарастал. Всех охватила тревога. Кто-то предлагал нюхательные соли, кто-то испуганно и жалобно ойкал.
– Ее нужно отнести наверх, в спальню, – суетился бургомистр.
– Позовите кто-нибудь врача.
Себастьян бережно поднял Леонору на руки и в сопровождении бургомистра и слуг понес ее наверх.
Окна в зале распахнули настежь, и тут началось что-то невообразимое. От сквозняка свечи начали гаснуть одна за другой, а в наступившем полумраке послышались женские визги и мужские ругательства. Оркестр куда-то пропал, пропали танцовщики, весь зал наполнили невесть откуда взявшиеся насекомые. Запрыгали кузнечики, по полу поползли жуки-долгоносики, в воздухе запорхали пестрые бабочки, а по стенам быстро забегали пауки. Возгласы «Караул! Помогите! Какая мерзость!» – слышались отовсюду. В зале царила паника. Горожане, опережая друг друга, рвались к выходу,
– Я всегда утверждал, что энтомология может довести до обморочного восторга.
Внезапно ему на глаза попалась поднимающаяся в воздух танцовщица Калима.
– Стой! – закричал профессор. – Куда ты? Нет, прелестница, ты от меня не уйдешь!
Он принялся бегать по залу, подпрыгивая время от времени и стараясь ухватить летунью за пестрые крылья.
– Погоди! Не улетай! – кричал он в каком-то диком восторге. – Ведь я тоже маленький мотылек!..
И добегался до того, что и вправду поднялся в воздух и упорхнул в окно, причем фалды его камзола обернулись сверху светло-серыми, а снизу розоватыми крыльями.
Архивариус Букреус с любопытством, хотя и несколько обескураженно, наблюдал за происходящим. Он проводил взглядом упорхнувшего профессора и тихо проговорил:
– Все ясно, теперь все ясно…
Внезапно в полумраке он заметил, что сквозь давку у дверей в зал пробирается какой-то господин в коротком черном плаще. Архивариус тотчас же узнал его. Это был граф Пардоза. Граф внимательно вглядывался в полумрак зала и, видимо, увидев что-то важное, направился в сторону архивариуса. Тот почел за благо отступить за колонну. Пардоза подошел к скамье, где недавно сидела бедняжка Леонора, поглядел на валяющиеся энтомологические коробки и скрипучим голосом произнес:
– Проклятье! Этот чертов энтомолог испортил все дело. Хорошо, что его барахло еще здесь.
Он воровато огляделся и протянул руки к коробкам. Архивариус решил, что пришла пора действовать. Выскочив из своего укрытия, он с такой силой лягнул плутоватого графа, что тот взвыл и отлетел на порядочное расстояние. Не мешкая ни секунды, архивариус подобрал коробки профессора и скрылся в темноте.
Объятые паникой горожане, источая проклятья, выбегали на улицу из дома бургомистра. Но здесь их ждал такой сюрприз, что можно было смело сказать: они попали из огня да в полымя. Небо над площадью расколол страшный грохот, и оно вспыхнуло. Снопы искр, огненные вертушки и ракеты засверкали над головами горожан. Это алхимик Бертольд запустил над площадью свой фейерверк, решив, что настала пора для этого зрелища. И без того напуганные люди завопили, завизжали и что есть мочи побежали кто куда. Крики толпы, грохот фейерверка, его иллюминация были настолько впечатляющими, что горожане, не попавшие на бал, решили, что началось землетрясение или пожар. Зазвонили колокола, на улицы высыпала городская стража, а ее начальник предстал перед крайне расстроенным бургомистром. Тот, в свою очередь уверил, что никакого пожара, а уж тем более землетрясения, нет и быть не может. Он распорядился немедленно дать сигнал к тушению огня, и паника мало-помалу стала затихать.
Еще до того как площадь осветили огни фейерверка, Себастьян принес Леонору в спальню. Она была бледна и казалась совершенно безжизненной. Слуги помогли звездочету уложить девушку на кровать. Бургомистр побежал вниз за врачом, благо на балу в числе приглашенных был лучший врач Нустерна господин Целиус. Он деловито вошел в спальню, бегло осмотрел больную, приоткрыл ей веки, наклонившись, послушал дыхание.
– Ну что с ней? Что с ней, доктор? – в нетерпении спрашивал Себастьян.
– Похоже на обычный обморок, – спокойно произнес врач. – Хотя… все возможно.