Звездочка

Савенков Роман

В глазах жителя любого из вольных городов Звездочки обитель Лгунов представлялась зловонной помойной ямой, а его обыватели – сосредоточием наихудших человеческих качеств. Разврат, насилие и повсеместный обман. Вот, какая картина рисовалась в воображении добропорядочных граждан, едва речь заходила о городе Мошенников, как его тоже иногда называли. Из этой смеси скверны разве что разврат имел шансы вызвать к себе подобие симпатии, зато от остальных характеристик мороз пробегал по коже, а у наиболее впечатлительных людей случалась отдышка и кратковременные заикания. На самом деле там, как и в любом другом месте существовала широкая прослойка населения никак не связанная с темными проявлениями человеческой натуры. Это многочисленная

обслуга, ремесленники и прочие работяги, без деятельности которых немыслимо существование человеческого общества. Если все станут красть и мошенничать, скажите на милость, кто будет готовить обед и подметать улицы? В городе Лгунов данную работу выполняли те несчастные, кого закон замел в эту клоаку по формальному принципу. Множество личностей, не будучи преступниками по своей натуре, тем не менее умудрились угодить в жернова пенитенциарной системы Звездочки и теперь как-то обустраивали свою жизнь в жестких условиях. Их в городе Лгунов называли «кузьмичами». Надувать «кузьмичей» не возбранялось, кроме случаев, когда они ходили под защитой одной из группировок. А поскольку большинство из «кузьмичей» в той или иной степени обзавелись подобной защитой, то часто за «развод» такого недотепы можно было угодить в крупные неприятности или вызвать настоящую межклановую войну. Иное дело – афера, направленная против своего собрата, жулика. Там ты играешь на равных, и тебе противостоит шустряк, получивший классическое образование по части самых различных уловок. Подобные деяния не стыдно было занести себе в послужной список, а еще его непотребство Шпырь, бывало, разберет операцию по косточкам и укажет, где следовало сыграть иначе. Все свои таланты, умения и опыт Ханур собирался привести в действие в городе Простофиль. «Три недели» – напоминал он себе. Двадцать один день есть у него на то, чтобы сгоношить начальный капитал, а потом нужно было спешно нырять в тину и задерживать дыхание. Потому что по следам Ханура пойдут лучшие ищейки города Уников, умелые и ловкие. Нельзя терять ни одного дня впустую.

По пути в центр города посудные лавки встречались регулярно. В одной из них Ханур приобрел устрашающего вида поднос, который хозяин, наверное уже отчаялся продать, а по сему сбагрил покупателю всего за восемь векшей. Жулик сразу влюбился в это квадратное медное блюдо с небрежно загнутыми краями. Несомненно, в любой гостиной такой трофей, вбитый посреди стены на крепкий гвоздь будет приковывать всеобщие взгляды и согревать лучами славы своего владельца. Одновременно, Ханур не забывал портить фасады домов своими объявлениями. Тюбик клея он захватил из типографии с молчаливого согласия ее владельцев, вернее с предположительно молчаливого, потому что клей перекочевал в карман кафтана пройдохи совершенно незаметно и как бы между делом.

Вежливый городовой, который застал Ханура за приклеиванием очередного плаката, обратил его внимание на то, что существуют специальные доски объявлений во дворах домов, а лепить листовки на двери – это не совсем правильно и может вызвать раздражение у жильцов. Кому из благонравных жен, к примеру, понравится, что их мужей, вот так, среди бела дня завлекают бросить родную семью и предаться азарту на открытом воздухе? Но уже через несколько минут страж порядка торопливо шагал в направлении ближайшего рыболовного магазина, а карман Ханура стал тяжелее на двадцать пять векшей.

На самом деле, он совершенно не обрадовался приобретению очередного клиента. Опытный «втирала», Ханур знал, что энергия, которой он воздействует на умы и сердца прямоходящих «карасей», конечна и убывает с каждым новым разговором. Безразлично результативным или нет. Его задора оставалось буквально на пару словесных атак, а их следовало направить на самые важные цели. Конкретно – на представителей власти, гнездящихся в управе. Без их поддержки вся лотерея превращалась в мыльный пузырь. Поэтому в управу он готовился ворваться на последнем мощном дыхании, словно

живой вихрь энтузиазма.

Обитель чиновников города Простофиль являла собой превосходный образец бестолково-монументального стиля зодчества. Она словно символизировала принцип власти, вернее напоминала людям, в ней на время заякорившимся, что они в первую очередь нанятые народом управленцы, а не правящий класс. И посему трудиться им надлежит в сооружении хоть и величественном, но нелепом. Массивная крыша наползала на колонны, числом ровно пять, меж которых втиснулись узкие ступени. Со стороны казалось, что у здания слегка съехал чердак, к тому же на мир оно глядело, прищурившись маленькими оконцами. Лепные барельефы фасада отягощали внешний вид растительными мотивами. В просторном многоэховом холле было слишком прохладно, пусто и вахтер.

Первым делом Ханур обуял миловидную дамочку, что воинственно выстукивала шпильками по каменному полу гимн собственной не востребованности. Она несла свою грудь, словно боялась расплескать и вообще была, от черных чулок до белоснежной юбки, так натуго стиснута одеждой, что казалось – малейшее неосторожное движение и произойдет нечто непоправимо-вульгарное. Ханур действовал в своей излюбленной манере. Он всегда давал женщине понять, что видит в ней исключительно женщину. Не высокую личность, не прекрасную душу, не умного собеседника, а женщину. Со всем ее естественным предназначением для мужчины. Звучит цинично, впрочем, если бы Хануру кто-то сказал об этом, он, как максимум удивился бы, а скорее всего, просто пожал бы плечами. Потому что в городе Лгунов дураков не учили. Их учила жизнь. Маэстро Проныр, бывало, одобрял связчика:

– Лихо ты с ними, Ханурик управляешься. А слабо хоть раз начать раздевать ее сразу, без пяти минут на знакомство и прочую муру?

– Я так и поступаю, Шпырек. Когда имею дело с профессионалками.

Ханур гнал от себя романтические бредни. Ради воровского ремесла ему нередко приходилось глушить в себе чувства, а с женщинами он избирал прямой, как лезвие ножа путь к их прелестям, который ему подсказывал исключительно холодный рассудок. Без всякого захода мыслей в сердечную область.

Ханур, совершенно не стесняясь, обозрел фигурку дамочки и горестно вздохнул. Девица уже было нахмурилась на такое бесцеремонное разглядывание (странно – как будто не для этого она надела кокетливые черные чулочки в сеточку и затянула себя в юбку чуть выше круглых коленок), но его вздох заставил недоуменно подпрыгнуть ее подведенные брови. Тем не менее, она остановилась. Сама не понимая, зачем. И больше для того, чтобы внести объяснение в свою остановку, чем из практического интереса, задала вопрос:

– Вы кого-то ищете?

– Да. Но вот увидел вас, и одна только мысль в голове осталась, – Ханур улыбнулся и развел руками. – Кто же вас такую красивую из дома отпустил? Кто тот отчаянный человек?

Усатый вахтер, у которого пройдоха несколько секунд назад испросил пропуск внутрь управы с неудовольствием слушал их разговор. И даже хмыкнул презрительно. Но Ханур обладал фантастическим свойством – он умел ставить голосом такие заслоны, сквозь которые собеседник (читай – молодая и жаждущая признания собственной привлекательности барышня) уже не воспринимали никаких внешних раздражителей. Был только он и она. Как романтично! Девица зарделась, смутилась, улыбнулась.

– Вот, – она провела ладошкой вокруг, словно приглашая Ханура убедиться в черствости мира. – Не ценят.

– А я бы оценил, – прошелестел мошенник. – Я бы так оценил…

– Кгм! – оглушительно кашлянул вахтер.

Девица сбивчиво поправила прическу и, переходя на официальный тон, спросила вновь:

– Так вы к кому?

– Я по делу, – Ханур мгновенно влил в интонацию должное количество серьезных ноток.

В руках у пройдохи было блюдо, на котором лежала стопка еще не расклеенных листовок. С мастерством фокусника он перевернул несколько штук, демонстрируя надпись: