Звездопад. В плену у пленников. Жила-была женщина
Шрифт:
Гуа был внук Татархана Габулдани, знаменитого в Верхней Сванетии лекаря, умершего за год до войны; старик заблаговременно передал внуку вековые тайны лечебных трав.
— Но как нам ему сообщить? — рассеянно проговорил Тутар.
Вороной жеребец, нервно прядая простреленным ухом, прислушивался к грохоту далекого боя.
— Я поеду! — неожиданно и решительно заявил Вахо.
— Умник! — Тутар махнул рукой, и глаза его опять наполнились слезами: — Ты поедешь?
Вахо видел, что Тутара мучают сомнения: что если он не сумеет
Враг убил их сородича — Сиоша. Более того: они оставили врагу двух беспомощных женщин, а сами вернулись без единой царапины…
Нет, пока враг не отомщен, дорога в родное село для них закрыта.
Лучше уж смерть!
Ни в сказаниях, ни в легендах они не слыхали о подобном позоре. Их роду никакой кровью не смыть его!
— Тутар! — твердо сказал Вахо. — Меня ни одна душа не увидит. В землю зароюсь!
Он подбежал к коню, вскочил и саданул его пятками. Черный жеребец встал на дыбы, потом пошел как-то боком, скалясь и выворачивая белки, и чуть не сбросил парнишку.
— Вахо! — вскрикнул Тутар. — Осторожнее, черт!
В другое время, упади даже Вахо с коня, это не напугало бы Тутара так, как напугала сейчас маленькая заминка. Им предстояло искупить свою вину. Теперь их жизнь стоила чрезвычайно дорого.
Глава восьмая
В это лето Тутару исполнилось шестнадцать лет. Шестнадцать лет не мало, если тебя с малых лет учат укрощать коней и быков, приучают к косе и оружию. А в горах невозможно жить иначе.
Тутар и Таджи еще не ходили в школу, когда погибла их мать: на нее опрокинулась арба, нагруженная стогом сена. Сироты остались на руках у вдовца и деда-старейшины. Отец зимой уходил в долину на заработки. Детей воспитывал дед. Старейшина рода Беслан был суровым сторонником горских законов. В свое время хороший наездник и знаменитый в округе охотник, человек он был горячий и гордый, но справедливый; когда его избирали судьей для разбора мирских дел, даже кровный враг мог рассчитывать на его справедливость.
Отца мобилизовали на фронт в самом начале войны. Тогда многих мобилизовали: старших братьев Вахтанга, отца Гуа, Сиоша Габулдани — многих… Но ярче всего Тутар помнит, как Гергил Нанскани гостил у них в доме перед уходом на фронт и предложил тост за Таджи и Аби. Тогда Таджи, не дослушав, убежала из-за стола. Дедушка Беслан рассердился на внучку, но Гергил успокоил его: — Ничего, придет время, и она вернется…
Таджи с колыбели выла помолвлена с Аби. Пока они были малы, взрослые не говорили при них об этом. Перед уходом же на фронт Гергил выложил все.
При Тутаре Аби избегал свою нареченную, без него же становился ее тенью. Упрямая и капризная, Таджи смеялась над Аби, ссорилась с ним по пустякам… Аби терпел, любя ее какой-то томительной, ранней, самому еще непонятной любовью, и кружился возле нее, стараясь
Тутар все это знал. Поэтому он даже представить не мог, что Аби неизвестно об отъезде Таджи… Сумеет ли Вахо пробраться в деревню, не столкнувшись с Аби?.. Тутар хотел предупредить двоюродного брата, но последнее время ему трудно и неприятно было говорить об Аби…
Раненый захрипел.
Тутар всмотрелся в его лицо. К посиневшим губам Сиоша подступила кровь.
— Сиош! — испуганно крикнул Тутар. — Сиош! — и легонько встряхнул его. Потом достал из кармана платок, прополоскал в речке и смочил раненому губы.
Как бы Вахо ни спешил, в оба конца ему нужно не меньше, чем полдня. К тому же Гуа не ждет в условленном месте, его, наверное, придется искать… А если Вахо все-таки заметят? С ума сойти! Где теперь женщины, для охраны которых снарядил их старейшина рода — дед Беслан? Где его сестренка Таджи? Где Гуца — красивая учительница немецкого языка?
Еще нет года, как Гуца живет у них. Председатель сельсовета сам просил старого Беслана приютить учительницу. «Переночевавшего в вашем доме даже собаки не посмеют облаять», — говорил он. А Тутар оставил ее немцам. Оставил фрицам, а сам сбежал.
Нет, нет, нет! Тутар скорее встал бы под пули, но не сделал бы этого. Во всем виноват Сиош. Вина Тутара только в том, что он не ослушался, подчинился.
Он посмотрел в лицо умирающему.
— Почему ты сделал это, Сиош? Почему?
Сиош не слышал его упреков. Лишь пасущаяся рядом лошадь навострила уши и оглянулась на Тутара.
Тутар с завистью смотрел на умирающего: он теперь ни перед кем не в ответе и прав перед всеми.
Надо покинуть Сиоша и, пока не поздно, броситься вдогонку за немцами. Он догонит, тропинка, по которой они пошли, ведет в турьи скалы; дальше дороги нет.
Надо погнаться сейчас же, догнать их и погибнуть. Тогда и он, Тутар, будет прав, и с него никто не спросит ответа.
— А Вахо?
Вахо — младше. Главная вина ложится на Тутара. И он должен держать ответ. Надо захватить патронташи Сиоша, отыскать сброшенный в пропасть карабин, пока не поздно, пойти по следу немцев, найти их, а там будь что будет… Рассчитается он с кровниками — хорошо, а нет, так хоть для него не пожалеют пули…
Он расплакался, морщась и больно прикусывая губы. Сквозь слезы глядя на раненого, застегнул ему пуговицы на груди, прикрыл своим тулупчиком из овчины и всхлипывая, вскочил на коня. Конь почувствовал настроение хозяина и нетерпеливым галопом понесся в гору.
Повесив свое ружье на луку седла, Тутар скользнул вниз с тропинки.
Карабин лежал между камнями, как мост, упираясь в два конца. Взяв его в руки, Тутар не удержался и, не трогая курка, глянул в прицел. Потом отвел затвор: в магазине лежало пять патронов. Он достал один из них в ствол и рукавом стер с карабина пыль.