Звезды и селедки (К ясным зорям - 1)
Шрифт:
– Так случилось. Ей-богу.
Женщина пожала плечами.
– Садитесь, говорю.
– Она зябко поежилась.
– У хозяев днем всегда заботы.
– Ой, забо-о-ота!
– сокрушенно протянул Степан. "Ну чего я пришел?.." - Вы думаете, как сытый, так и счастливый?
– поморщился он. И понял: не то сказал. "Голодный сытого не понимает..." - "У каждого своя судьба и свой мир широкий..." - произнес он из Шевченко.
Василина тоже села. Сжала колени, сложила руки на груди. Смотрела на него удивленно,
– Там я принес гречки немного... Смелете детям на блины... иль на кулагу...
– А за что ж эта гречка?
– Н-ну!
– Дурная!
– отозвалась старуха с печи.
– Как они уже дают, то бери. Пани какая!..
– Помолчала и добавила: - А там, может, и отработаешь Сопии.
– Я сам принес.
– Ну вот видите, - кивнула на него Василина, - это им нужно отрабатывать!
– Ну чего уж вы?.. Ну - чего? Я от чистого сердца.
– Вишь, - приподнялась на локте старуха.
– Они ж говорят!.. Помоги слезть, - обратилась она к дочери.
– Да лежите там!
– Ну, так я про пенсию... У Ригора вы были?
– Была, была!
– старуха с печи.
– Сказал, что бумага какая-то не такая. А может, и такая.
– А какая ж у вас бумага?
Василина неохотно поднялась и достала из-за иконы сверток в пожелтевшей газете. Положила перед ним на стол.
Были там детские метрики, какие-то квитанции. А вот и бумага со штампом - размытые буквы, сверху фиолетовая пятиконечная звезда.
– "Красноармеец Никифор Федотович Одинец... одна тысяча девятьсот двадцатого года... в районе Пинска... пропал без вести. Командир батальона... комиссар... начштаба..." - прочитал Степан.
– Ох, сколько ж нашего брата потопилось в тех болотах!
– вздохнул он.
Помолчали.
– А в уезд вы не ездили?
Василина махнула рукой.
– Ну, так я поеду. К самому военкому.
Василина пожала плечами. Потом понурилась, закрыла глаза ладонью. Степан понял - плачет.
– Ходил, воевал, голову сложил... а Прищепы всякие хазяйничают... а хозяева мне по ночам... гречку носят... А пропади оно все пропадом!
– она отняла ладонь от лица и снова прищуренно взглянула на Степана.
– Совецка власть... так для кого ж она?! Для одних только хозяев?!
– Н-ну! Я добьюсь правды!
– Бейтесь, бейтесь!..
– сказала Василина с легкой насмешкой, но уже без злости.
– Так я заберу бумагу?
– Как хотите.
Снова молчание.
– Хоть бы рубля три новыми...
– вздохнула старуха.
– Да на вашу семью - рублей семь...
– Ого! Если б семь, так месяцев за пять и корову купили б!
– Верно. За тридцать пять - сорок и купите. Еще и хорошую. А если телку, то и за двадцать.
– Ну, дай вам бог здоровья!
– Надо получше все разузнать...
– осторожно сказал Степан. Помолчав, вдруг обратился к Василине: - Вот вы спросили б, зачем я пришел... И сам не знаю...
– Чужую беду рукой разведу, а свою...
– это снова старуха с печи. А мысль о гречке не оставляла ее.
– Василина, а пересыпь-ка из ихнего мешка, не то Сопия им такую взбучку устроит!..
Степану стало не по себе.
– А-а!.. Что ж я - не хозяин?..
Нахмурив брови, Василина взяла со стола каганец и вышла в сени. Через несколько минут вернулась, подала Степану скатанный мешок. Пробормотала:
– Спасибо. Только не носите больше.
– Ну, я еще приду. Тяжко мне, тоска!..
– Богу молитесь.
– Бог тут не поможет.
Женщина зажмурилась, ушла в себя.
– Вот так бы сидел и сидел!..
– сказал Степан, поднимаясь.
Подошел к Василине, протянул руку. Брови ее изломились. Вдруг всхлипнула - один только раз!
– тяжело вздохнула и протянула ему ладошку дощечкой. Рука у нее была горячая, сухая и шершавая.
– Нам спать пора.
– Ухожу, ухожу... Доброй ночи!
– Бывайте здоровы!
– попрощалась старуха с печи.
С мешком под мышкой, поскрипывал сапогами, а щеки пылали - кто-то оговаривает! Все раздумывал: "Зачем пошел? Платить за свое горе гречкой?.."
Когда вошел в хату, Яринка за столом кончала ужинать. В задумчивости шевелила губами - с кем-то, очевидно, разговаривала мысленно. Румянец жег ее лицо.
София не спала.
– Так что там в сельсовете? Должно, одни комнезамы? О чем говорят?
– Да... о разном.
Яринка взглянула на него испуганно и удивленно.
– А-а...
– хотела она что-то сказать и опустила глаза.
– Завтра еду в уезд. Может, надо чего?
– А чего это поедешь?
– подняла голову София.
– Дело есть!
– сказал он жестко.
Почувствовав, что он ищет ссоры, София притихла. В другой раз ответила бы на вызов, но сейчас ей нужен был совет Степана относительно Яринки. Голова гудела от мыслей. Ой, куда ни кинь - всюду клин. И отсюда горячо, и оттуда печет... И возле себя девку нельзя оставлять, и выдавать... И без того десятину отмахнут... Разве что подождать... землеустройства их? Расспросить бы Степана... Нет, пожалуй, не стоит. Ой, нельзя! И нет спокойствия ни в доме, ни на улице.
Кузьма Дмитриевич Титаренко, встречая, доброжелательно покашливал, хихикал, осторожно намекал:
– Слыхали, Сопия, с весны опять переделивать будут - на души. Четырехполка. Каждый хозяин только и думает, где этих душ набрать... Парубков надо женить... Опять же, кажная тварь должна плодиться... Вот гадство, как жизня встроена!.. Хе-хе... Думает и мой Данько засылать сватов... Имею, говорит, свой антерес... А я ему... хе-хе... отчего ж, ежели девка хозяйская... Ну, значца, Сопия, значца, так... надо идти... хе-хе... Вот гадство, уремья настало!..