Звезды падают в небо
Шрифт:
Сердце чудом не выскочило через макушку.
— И вы его сделаете?
— Сделаю. Если вы сделаете кое-что для меня.
— Я?! — Теперь уже мои брови чуть не выскочили со лба.
— Вы, эсса Ладэ. Вы должны расстаться с моим сыном.
А больше вы ничего не хотите?
К счастью, вслух я этого не спросила, точнее, спросила, но немного иначе:
— То есть вы предлагаете мне отказаться от наших с Джерманом отношений, а взамен позволите провести съемки в Лархарре?
— Именно так.
Да пошли вы.
Именно
Именно так и стоило сказать, вместо этого я отодвинулась и поднялась.
— Мне казалось, мы с вами друг друга поняли, местр Гранхарсен.
Он поднялся следом, и даже любезно подобранные Леоной каблуки не спасли: иртхан возвышался надо мной во весь свой могучий фервернский рост.
— Мне тоже так казалось, эсса Ладэ. А еще вы казались мне весьма здравомыслящей особой.
— Ой, ну это вам точно показалось. — Я махнула рукой. — Спросите у кого угодно, это не самая сильная моя сторона.
Наверное, я рехнулась, потому что действительно развернулась, чтобы уйти. Внутри меня рушилось все, что только могло: вся эта поездка, разговор с Гайером, данное ему и себе обещание, съемки в Лархарре. Рушилось, потому что я не захотела отказаться от Гроу и…
Я дошла до двери в какой-то странной прострации и уже потянулась к ручке, когда из-за спины донеслось:
— Подождите.
Я замерла.
И медленно обернулась.
— Чего? — уточнила я. — Новых деловых предложений в стиле последнего?
— Вернитесь, эсса Ладэ. — Гранхарсен кивнул мне на стул. — Я хочу вам кое-что рассказать.
Мне уже начинать бояться?
На стул я все-таки вернулась: деловые отношения — странная штука. Даже села и потянулась к кофе, но потом передумала, внутри у меня все мелко дрожало. Не хватало еще облиться или обляпать местрофернский стол. Или поставить чашку на блюдце с дребезжанием, выдавая внутреннюю трясучку.
— Джерман говорил о матери? — Иртхан опустился в кресло, тяжело надавив на подлокотники.
Я покачала головой.
— Она была чем-то похожа на вас. Такая же… дерзкая. — Подозреваю, что последнее слово он с ходу подобрал исключительно благодаря долгой практике и дипломатическим способностям. — Когда мы познакомились, я был очень молод. Гораздо моложе, чем сейчас Джерман, и она тоже была совсем юной. Именно это отчасти и послужило началом нашего романа. Молодость. В молодости все представляется иначе.
— Мне казалось, что возраст здесь ни при чем.
— Вам казалось. Я мог бы достичь гораздо больших высот на политическом поприще, если бы понял это сразу. Вместо этого долгие годы просидел в посольстве.
— Вам не нравилось в посольстве? — спросила я.
Иртхан приподнял брови.
— Вы меня не понимаете?
— Понимаю. Если вам не нравилось в посольстве, могли бы попробовать себя в юриспруденции или в области экономики.
— Вы издеваетесь?
— Нет. — Я пожала плечами. — Я так поняла, что вашу карьеру существенно тормозили ваши
— Я начал их исключительно потому, что в молодости обладал таким же нравом, как и мой сын. Я совершил ошибку, эсса Ладэ. Когда Лия оказалась беременна, стало понятно, что между нами ничего не может быть.
— Вот как.
— Именно так. — Он нахмурился. Любимая фраза у него, что ли? — Рано или поздно любого иртхана потянет к огню, и тогда никакие чувства не изменят силы звериного зова.
— Вы это поняли, когда она была беременна?
— Мы это поняли, эсса Ладэ. — Он сделал акцент на слове «мы». — Слишком поздно. Пламя, которое живет внутри нас, не поддается объяснению и укрощению. Можно всю жизнь уверять себя в обратном, но это всего лишь самообман. Ей тяжело было носить сына, и даже моя помощь не могла этого изменить. Но это всего лишь мелочь по сравнению с тем, что нам предстояло дальше.
Иртхан пристально посмотрел на меня и продолжил:
— Мы могли бы остаться вместе, не скрою. Могли бы, невзирая на все, но мы осознавали, что рано или поздно это закончится взаимными упреками. Рядом с ней мне всегда не хватало бы пламени. Рядом со мной она всегда бы чувствовала себя неполноценной. Мы разные, иртханы и люди. Этого не изменить. И если в порыве чувств это кажется незначительным, то потом обозначается все ярче. Выходит на первый план и мешает двигаться дальше. Джерман долго жил среди людей, но он всегда будет тянуться к огню. Когда вернется в Ферверн, он почувствует это особенно остро.
Трясучка у меня прошла, зато руки похолодели еще сильнее. Отец Гроу не сказал ничего такого, о чем я не думала бы сама. Точнее, думала я, конечно, не настолько упорядоченно, Гранхарсен просто все разложил по полочкам.
— Можно сколь угодно долго закрывать на это глаза, но ни к чему хорошему это не приведет.
— Не знаю. Лично я считаю, что Джерман — это хорошее.
— Не передергивайте, эсса Ладэ. Джерман — мой единственный сын, но в свое время мне пришлось принять очень непростое решение. Лие тоже.
— Вы заставили ее от него отказаться? Такими же методами, какими сейчас пытаетесь заставить это сделать меня?
У иртхана дернулся уголок губ.
— Лия прекрасно понимала, что рядом с ней у него нет будущего.
— Да вы что?
— История вашей сестры известна на весь мир, эсса Ладэ. Скажите, она была счастлива среди людей?
Я поправила юбку непослушными пальцами. Настолько непослушными и ледяными, что они показались мне механическими.
— Думаю, да.
— Напрасно, — без тени издевки сказал иртхан. — Пламя, так или иначе, будет звать за собой. Мы можем отказываться от этого зова, даже не понимать, чем он вызван — если огонь внутри спит, но это что-то всегда будет отзываться тоской и ощущением пустоты. Спросите свою сестру, что она чувствовала, когда не знала о пламени.