Звезды сделаны из нас
Шрифт:
В этот момент я едва сдерживаюсь, чтобы не расхохотаться в голос, останавливает лишь скорбное выражение лица психологички.
— Мне сказали, что на днях на физкультуре ты потерял сознание, — продолжает директриса. — А сегодня набросился на ребят с кулаками. Не подумай, это не упрёк. Виктория Сергеевна говорит, что ты, скорее всего, и сам не осознаёшь, что с тобой происходит. Я права, Виктория Сергеевна?
Психолог утвердительно трясёт золотистой головой.
— Сильное переживание способно вынудить человека обвинять
— Макаров разбился на мотоцикле, — не выдерживаю я. — Чего мне себя обвинять?
— Речь идёт не о буквальном обвинении. Это своеобразное чувство вины за то, что другой человек умер, а ты продолжаешь жить. Так бывает и проявляется у особо чувствительных и сострадательных натур.
Я хочу сказать, что они меня с кем-то перепутали, но спорить не в моих интересах. И раз они уже поставили мне диагноз, пытаюсь отстраниться от происходящего, прикидывая, кто из одноклассников взял на себя роль сердобольного информатора, а кто из них это придумал.
Слово Журкина, Румянцевой и иже с ними для Елены Львовны не имело бы веса, да и инициировать они этого не могли. Шобла, она хоть и шобла, но у них табу на доносы. Я был почти уверен, что это идея кого-то вроде Гальского. Такие всегда подмазываются, а потом сдают при первой же возможности. Но разговаривал с Еленой Львовной кто-то другой. Наверняка, кто-то из девчонок. Девчонкам почему-то всегда больше верят.
Минут десять Виктория Сергеевна вещает о своих психологических штуках, и это сильно смахивает на проповедь, только лексикон другой и взывает она не к богу, а к моему собственному «я».
Наконец, когда они обе заканчивают рассказывать мне, что я чувствую и почему так себя веду, Виктория Сергеевна сообщает:
— Мы посоветовались и решили, что тебе нужно отрегулировать отношения с окружением, в котором больше нет умершего и идти вперед, чтобы жить в сегодняшнем и завтрашнем дне.
— Поэтому, — перебивает её директриса. — Я назначаю тебя ответственным за проведение памятного вечера, посвящённого Саше и Алисе. Так ты сможешь отвлечься, занявшись делом, и исполнишь свой долг.
— Что? — кажется, я перестаю дышать. — Какой ещё организацией? Извините, но я такое не умею.
— Послушай, Глеб, — тон Елены Львовны делается жёстким. — Как ты не понимаешь? Это доверие, которое тебе оказывает школа.
— И помощь, — добавляет психолог.
— Но у меня уроки. Очень много. Я не успею, — предпринимаю ещё одну попытку соскочить.
— Эту неделю тебя никто из учителей трогать не будет. Ещё только начало учебного года и ничего важного ты пропустить не успеешь.
— Я не буду этого делать, — твёрдо говорю я и встаю. — Достаточно того, что я рубашку переодел. Занимайтесь сами своим Макаровым. Потому что моя жизнь без него стала намного лучше.
Ухожу по-английски, не прощаясь. Я знаю, что это хамство
Не знаю, имеет ли какое-то отношение к этому смерть Макарова, но со мной происходит нечто странное и непривычное. Словно в недрах древнего, глубоко спящего вулкана вдруг забурлила готовая вот-вот извергнуться лава.
Глава 18. Нелли
Ноги, уставшие от долгой прогулки по городу, гудят, желудок сводит от голода, но я в прекрасном расположении духа: влетаю в пустой автобус, занимаю свободное сиденье у окна и едва сдерживаю счастливый смех. Не могу сосредоточиться на текущем моменте: перед глазами мелькают пейзажи, но они тут же вытесняются яркими воспоминаниями о смущенной улыбке Глеба и его фразе:
«Ты эффектная и сексуальная...»
Как только он это произнес, я подпрыгнула. Чуть было не заржала в голос и не ляпнула что-то типа «Ты дебил?», но вдруг обнаружила, что он серьезен, и из легких выбило воздух.
К счастью, до меня вовремя дошло, что это всего лишь ответная реакция на мои слова о нем, хотя ими я даже близко не выразила то, что на самом деле хотела сказать.
Неуклюжий обмен любезностями в исполнении двух застенчивых ботанов — вот на что это было похоже. Глеб, конечно, немного переборщил с дружеской поддержкой, но мне понравилось получать от него комплименты. И сегодняшний день навсегда останется в памяти одним из самых светлых и радостных.
Жаль, что он живет так далеко — если бы мы учились в одной школе, или хотя бы могли встречаться вечерами и гулять по центральной площади, непременно стали бы парой тех самых чудиков, которых все сторонятся, и которым тайно завидуют.
Набираю новое сообщение, пытаюсь яснее сформулировать свое отношение к Глебу, но получается ванильно и глупо. Он точно подумает, что я запала. Стираю и заменяю излишне откровенное признание парой ничего не значащих фраз о погоде, но его уже нет в сети.
Алина отпросилась к подружкам — нацепила брюки в облипку и туфли-убийцы, вылила на себя флакон сладких духов и упорхнула, на прощание послав нам с мамой и обалдевшему Бореньке воздушный поцелуй.
Ежу понятно, что девичьей пижамной вечеринкой посиделки не закончатся, но мы старательно делаем вид, будто ни о чем не догадываемся.
Плюхаюсь на кухонный стул и принимаюсь за изрядно остывший ужин. Мама легко справляется с кормлением Бори — улыбается, строит рожицы и напевает детскую песенку, и я ловлю себя на мысли, что любуюсь ею. Жаль, что мы не похожи.