Звезды сделаны из нас
Шрифт:
— Ты не сможешь заболеть. Ты же не трус.
— Но не драться же опять с ними? Этого всем уже достаточно.
— Нет, драться не нужно.
— Тогда сделаю как решил с самого начала. Хорошо-нехорошо — плевать. Не бросать же шоблу на съедение администрации. Журкина могут даже выкинуть из школы. У него там предупреждений накопилось.
— Дай подумать, — отвечает она и пропадает на полтора урока, потом приходит сообщение. — Просто предложи им заплатить. По косарю на нос. Точно согласятся.
— Может и согласятся, но где я деньги возьму?
— У
— Так я же отказался.
— А теперь согласишься. Ты ведь не для себя, а для дела и для «прощения», как она этого и хотела.
Неля подкидывает неплохую мысль, во всяком случае, хоть что-то.
За гаражами как всегда толпа курильщиков. Однако моё появление уже никого не шокирует.
— Короче, ребят, давайте договоримся, — говорю миролюбивым тоном, не переставая улыбаться. — Я против вас ничего не имею. Зла не держу и никаких подлянок кидать не собираюсь. У меня только одна очень важная просьба. Давайте все дружно напряжёмся и проведём вечер памяти Макарова и Алисы без сюрпризов. То, что я говорил Румянцевой не считается. Это был прикол.
— Что? — зло бросает Ляпин. — Зассал?
Его синяк стал больше, но немного светлее.
— Да, хоть и зассал. Думай, что хочешь. Это неважно.
— Если боишься, что мы всё свалим на тебя, то можешь не переживать, — Титов настроен более благосклонно. — Мы не стукачи. Я Макарову три года на свои деньги сигареты покупал, но кроме так «чмо» он меня никогда не называл, так что имею право высказаться.
— И я имею, — подал голос один из ашек. — Он мой айфон о стенку разбил и бычком сколько раз прижигал, типа по приколу, а Горшкова вообще заставил ботинки целовать.
— А ещё говорил, что мои родители алкота и что я имбицил, — добавил Горшков, тоже из ашек. — У меня тоже есть претензии, — пробурчал Журкин. — Так что, Филатов, всё путём. Если сделаем это вместе — получится круто.
— Я поначалу думал, как вы, но фишка в том, что Макарова всё равно больше нет и наказать мы его так не сможем, об этом раньше нужно было думать. А теперь только себе хуже сделаем и другим. Тем, кто ни в чём не виноват. Жанне, например.
— Тебе, Филатов, лишь бы поспорить и повоевать, — из-за спины Журкина появляется Румянцева и на этот раз кокетничать она явно не намерена. — Тебе просто в кайф всех троллить. Проваливай, давай. Без тебя разберёмся.
— Ну, хорошо, — самое время перейти к коммерческому предложению. — А если я заплачу?
— В смысле? — тормозит Журкин.
— Тот, кто выступит с написанной для Жанны речью, получит от меня косарь. Как вам такой вариант?
Титов замирает, не мигая.
— Косарь никогда лишним не бывает.
— Типа без геморроев да ещё и за деньги? — уточняет Равиль.
— Ну, да. И школа довольна, и вам хорошо.
— Вот, ты больной, — в голосе Журкина слышится уважение.
— Только деньги получите после того, как всё пройдёт.
— А вдруг ты нас кинешь? — сомневается Ляпин.
— Он может, — подливает масло в огонь Румянцева.
— Если кину, убьёте меня. Даже сопротивляться не буду.
—
— Согласен. Это риск, — признаю я. — Но я же не за просто так вам предлагаю заплатить.
Они мнутся и переглядываются. Нужно дать им время обсудить.
— Думайте. В понедельник скажете, что решили.
Я ухожу от них с устойчивым ощущением того, что всё получилось.
Глава 26. Нелли
Возвращаюсь в приподнятом настроении. Вываливаю на кухонный стол несколько брикетов мороженого с разными вкусами, и Алина наконец становится прежней — неунывающей и улыбчивой. Она ни о чем меня не спрашивает, а мне и не нужно — главное, что злодей получил по заслугам, а его вытянувшаяся, бледная физиономия как нельзя лучше проиллюстрировала потрясение и душевную боль. Не уверена, что в моем поступке есть хоть зерно рациональности, но мстить подлым придуркам иногда бывает очень приятно.
Разогреваю в микроволновке приготовленный мамой обед и, вооружившись вилкой, быстро ем.
Алина облизывает деревянную палочку, выбрасывает ее в мусорный мешок и окончательно включается в жизнь — трещит про какие-то модные тренды, но я не слушаю: каждую минуту проверяю диалог с Глебом. Сегодня в нем только пожелание доброго утра и котики, но у Глеба по расписанию на один урок больше — напишет, как только разгребет в реале все дела. Задумываюсь о наших совместных вечерах, тысячах присланных сообщений, его приятном голосе и немного непривычной манере произносить слова, и теряю бдительность: Алина заглядывает через плечо и обнаруживает на экране настоящую сенсацию.
— Ого. Это кто так тебя любит? Старостин? — На слове «любит» я давлюсь и мучительно закашливаюсь. Сестра заботливо похлопывает меня по спине, но отставать не собирается: — Вот это новости. А говорила, что никогда ни с кем не станешь встречаться!..
Сарказма в ее тоне нет — она реально думает, что я закрутила роман с прыщавым ботаником и воинствующим женоненавистником Старостиным. Может, у нас действительно много общего — фриковатость, нелюдимость и агрессия в ответ на любые попытки выстроить контакт, но он даже для меня слишком плох.
Я вдруг понимаю, что, оценивая людей, оперирую понятиями Миланы и тоже делю их на сорта по внешке и социальному статусу. Открывшаяся истина не радует. Может, это и есть взросление и смена приоритетов, про которые толковала мама.
— Нет. Не Старостин, — бурчу под нос, и Алина округляет глаза:
— А кто же? Артем?
— Нет.
— А что за парень? Откуда? Давно это у вас?
— Да так... — Заливаюсь краской — настолько густой, что щеки пульсируют от нахлынувшего жара, споласкиваю посуду и сбегаю к себе. Падаю на диван и, подложив под голову руку, смотрю в белый потолок. Сердце стучит у горла, а чувства не поддаются анализу — невинный вопрос Алины стал той самой бабочкой, взмахом крылышек разрушившей казалось бы крепкую плотину. Как там говаривала мама? «Любовь невозможно контролировать»?..