Звезды сделаны из нас

Мартин Ида

— Класс! — присылает смеющийся смайл. — Мне нравится такой расклад.

— Ты серьёзно в это веришь?

— Перестань. Мы же развлекаемся. А хочешь узнать, какая ты песня? Или киношный герой?

А с кем из книжных героинь бы ты мог встречаться? О, а может, кто ты из литературных злодеев?

Её активность в столь непривычном для нас обоих формате озадачивает и мне кажется, будто что-то не так. Мне хочется ей позвонить, чтобы узнать всё ли в порядке, но не по сети, как обычно, а просто по телефону, чтобы отчётливее слышать

голос и интонации. Однако её номера у меня до сих пор нет и я тороплюсь это исправить.

— Дай мне, пожалуйста, свой телефон.

— Зачем?

— Позвоню тебе.

— Я сейчас не могу разговаривать.

— Тогда скажи, что ничего не случилось.

— Просто больше не присылай такие видосы, как сегодня. Ты испортил мне день.

Я вконец обескуражен и расстроен.

— Почему?

— Потому что теперь я хочу к тебе.

Сердце в секунду взлетает.

— Ты меня напугала, — смеясь наговариваю голосовым. — Подумал, что меня в твоей жизни чересчур много.

— Так и есть, и из-за этого я больше ни о чём другом думать не могу. Приходится отвлекаться этими идиотскими тестами.

— Да, ладно, — снова чувствую, как улыбаюсь во всё лицо. — Давай завтра вместе погуляем. Я могу опять поехать в какое-нибудь незнакомое место, и мы станем бродить там по дворам или, если захочешь, отправлюсь куда-нибудь с тобой.

— Нет. Ты не понял. Я по-настоящему хочу к тебе. Не через телефон.

Мне слышится в её словах нечто похожее на признание. Самое время решиться на своё. Сначала пишу: «Ты мне тоже очень нравишься», но эта фраза выглядит какой-то неловкой и немного детской, поэтому в голову приходит другая идея, от которой я немедленно загораюсь воодушевлением.

— А приезжай! — бодро отвечаю голосовым. — В любое время. Я буду очень рад. Правда. Ты же можешь выбраться на выходные? От вас наверняка ходит поезд до Москвы? Ты у себя сядешь, а я тебя здесь встречу. Тебя мама отпустит? Нет, правда, это будет круто!

Я сразу прикидываю, что это лучший вариант из возможных. Сказать ей о своих чувствах так, чтобы сразу видеть реакцию. Держать за руку, заглянуть в глаза, возможно даже поцеловать для убедительности.

— Заманчивое предложение, — тоже наговаривает она. — И где же я буду жить?

— Как где? У меня, конечно. Моя мама не будет против, это точно. И у нас есть свободная комната.

— А девушка твоя против не будет?

— Какая ещё девушка? — я не улавливаю что это за шутка.

— Девушка Оля.

— Оля? — делаю над собой усилие, припоминая. — Румянцева что ли? Смеёшься?

Потом до меня доходит.

— Она тебе всё-таки написала?

— Ладно, проехали. Спасибо за приглашение. Я подумаю над ним.

— Да чего тут думать?!

— Хочешь, я поговорю с твоей мамой? Я отлично разговариваю с мамами.

В ответ приходит три улыбающихся смайлика подряд.

— Я не шучу! Пожалуйста, приезжай!

Я уже не могу

думать ни о чём другом.

— Всё будет круто. Обещаю! Клянусь! Я даже деньги на билет найду. Я на рерайте немного заработал. Я ведь тоже очень хочу, чтобы ты была здесь!

Глава 28. Нелли

В мире часто происходят странные вещи, научное обоснование которых кажется абсолютно неубедительным, но ученые не спешат нормально объяснить их природу. Взять, например, сонный паралич, дежавю, вещие сны. Или факт, что в выходные время течет быстрее, чем в будни.

В последнем отчасти виноват Глеб: самые яркие воспоминания теперь накрепко связаны с ним, и все, чем я занимаюсь — жду, когда он появится в сети, с нетерпением читаю его сообщение, а потом на несколько часов выпадаю из реальности, гуляю по облакам, проваливаюсь в воздушные ямы, взлетаю ввысь и достаю руками до звезд.

Но, как себя ни уговаривай, едкая фраза Олечки Румянцевой выбила из колеи: теперь я выискиваю в словах Глеба противоречия, в интонациях — притворство, и нарочно рисую самые мрачные картины возможного будущего — чтобы разочаровываться было не так больно.

Воскресный вечер в разгаре, во дворе зажглись розоватые фонари, а я, по заданию мамы, сижу у кухонного окна, караулю появление черной Лады Гранты ее клиента и наблюдаю за Алиной, катающей на качелях довольного Бореньку. У сестры и племянника куртки и шапки одинаковых цветов и фасонов, и, несмотря на окружающий унылый антураж, оба выглядят как модели из рекламы детского питания — веселые, румяные, красивые.

Прямо сейчас, посреди разрухи и серых панелек старого рабочего района, сестра умудряется быть счастливой, не зацикливаться на бедах, находить приятное в мелочах, и все вокруг нее приобретает гармонию, а люди, проходящие мимо, тепло улыбаются.

Оказалось, я тоже владею этой магией — стоило лишь прекратить копить в себе злость и найти настоящего друга...

Друга. Только друга.

Тяжко вздыхаю и смахиваю с пластикового подоконника несуществующую пыль.

Мама уходит в прихожую, а я, бодая лбом стекло, проваливаюсь в воспоминания — в вечер пятницы, в тот самый диалог с Глебом, от которого до сих пор гудит голова, подкашиваются коленки и в солнечном сплетении что-то сжимается, словно я съезжаю вниз в тележке самого страшного аттракциона в парке.

… — Серьезно? У тебя из окна совсем не видно звезд?..

— Не-а. Во-первых, двор окружен высокими домами и старыми деревьями. Но, даже если выйти на более-менее открытый участок, небо будет мутным, грязно-оранжевым — не таким, как за городом, на даче. Из-за яркого освещения и загазованности, наверное. Или просто всем давно пофиг на то, что висит у них над головой.

— Ты, случайно, никуда не торопишься? — брякаю я, и Глеб удивляется:

— Не понял?

— Нет? Тогда забей.