Звезды сделаны из нас
Шрифт:
Поэтому, когда Равиль протянул мне пластиковый стакан с жидкостью, пахнущей прелыми листьями, отказываться не стал.
Они чокались, я тоже подошёл и тюкнулся своим пластиковым стаканчиком.
— Офигеть, Святоша, ты пьёшь? — от удивления Румянцева забывает о своей обиде.
На ней широкая вязаная тёмно-синяя кофточка с глубоким вырезом, в котором поблёскивает серебристая цепочка.
Я пожимаю плечами. Журкин одобрительно кивает и одним махом вливает в себя содержимое стакана и недовольно морщится.
— Фу. Пойло.
—
Делаю небольшой глоток, пытаясь распробовать вкус, но спиртово-прелый запах так шибает в нос, что поначалу вкуса не ощущается. Только по горлу и по пустому желудку разливается тепло. Журкин протягивает надкусанное яблоко.
С яблоком дело идёт лучше. Допиваю стакан и на меня мгновенно накатывает приятное ватное расслабление, будто я был навьючен тяжеленными мешками, а теперь они свалились и вместе с усталостью появляется небывалая лёгкость.
— Спасибо, что позвали, — неожиданно говорю я.
— Да чего там, — отмахивается Титов. — Десять лет проучились и ни разу вместе не пили.
Все ржут.
— Вообще-то я не пью, — решаю сразу прояснить ситуацию.
— Ну, да, конечно, мы видим, — гогочет Журкин и подаёт Ляпину знак. — Налей ему ещё.
— А правда, что твой брат доехал автостопом до Архангельска и обратно? — с левой стороны возникает Моргунова.
— Понятия не имею.
— Вы не общаетесь?
— Нет.
— Я слышал, что твой брат грабанул ювелирку, — встревает Равиль.
— Тогда бы он сидел, — отвечаю я.
Но на самом деле, я действительно не знаю ничего о Мишкиных похождениях.
— А твоя мать тебя заставляет молиться?
— И ты реально хочешь стать монахом?
— А почему ты всё время ходишь один?
— Ты, правда, простил Макарова?
Вопросы сыпятся со всех сторон, я коротко отвечаю, и это похоже на квиз, стоит ответить, как сразу прилетает следующий вопрос. Ляпин всовывает мне в руки второй стакан. И чтобы избавиться от создавшегося вокруг давления, я машинально выпиваю. Теперь уже во мне не усталость и лёгкость, а внезапный прилив сил и радости.
Надо же, выходит я им всё же интересен и всё это время был интересен. И они вроде бы не такие уж и тупые, как казались мне раньше.
Поначалу мы болтаем о школе и, смеясь, вспоминаем ситуации, где мы с ними сталкивались в противостоянии, а после играем в крокодила и по-настоящему веселимся. Все дурачатся, подкалывают друг друга и смеются. Не ждал, что у меня получится, но я тоже перестаю напрягаться и становлюсь самим собой. Я им, определённо, нравлюсь, и чувствовать это непривычно и приятно.
Ляпин снова наливает, Журкин, стоя на четвереньках, изображает нечто похожее на быка, Румянцева не сводит с меня глаз, Моргунова уселась на коленки Титову, Равиль хохочет, утирая слёзы. Картинка отчётливо фиксируется в моём сознании и возникает странное чувство, словно это происходит
Забывшись на мгновение, снова вспоминаю, как на самом деле всё обстоит, и лезу за телефоном. Я проверяю его каждые пятнадцать минут. Румянцева уже пошутила, что я жду маминого звонка, но её никто не поддержал. На самом деле, я жду сообщение от Нелли.
Между нами что-то произошло, но я так и не понял до конца что именно.
В понедельник я планировал рассказать ей про свой «триумф», именно так я и собирался это назвать, пока она не прислала голосовое о том, что думает отказаться от своих танцев из-за того, что к ней лезет этот горный павлин. Было приятно слышать, что она ему не рада, но я, всё ещё прибывая на волне боевого подъёма, и немного злясь на маму за непрекращающиеся уныние и апатию, бодро ответил, что борьба на то и борьба, чтобы идти к своей цели, не взирая на преграды. И что мне тоже не нравилось курить за гаражами и быть избитым в раздевалке, но всё это я делал, осознанно, проходя путём страданий к просветлению и освобождению.
— Извини, но у тебя в голове какая-то каша, — сказала Неля в ответ на моё послание. — Просветление, цели, звёздность… Такое ощущение, что тебя подожгли и теперь оно просто тупо полыхает.
— Ты злишься?
— Нет, блин, радуюсь.
— Так, я же тебя поддерживаю и хочу, чтобы ты всем доказала, что ты самая лучшая. А если я буду потакать твоему нытью, ты станешь такой же вечно печальной и несчастной, как моя мама.
— Нытью? — вспыхнула она. — Ты правда это назвал нытьём? Засунь себе такую поддержку сам знаешь куда.
— Хорошо. Засуну. Больше слова не скажу.
Она перестала отвечать. Я тоже. Лёг уже спать, долго ворочался, потом не выдержал.
— И тебе даже не интересно, как у меня всё сегодня прошло? — в надежде перевести тему, написал я, дополнив сообщение улыбающимися смайликами.
В сети Неля не была, но зелёный кружочек загорелся, не прошло и минуты.
— Мне было очень интересно, но после сегодняшних твоих слов, я уже и не знаю, зачем мне всё это.
— Рассказать?
— Как хочешь. Я уже сплю и смогу ответить только завтра.
— Послушай, скажи, пожалуйста, прямо, я чём я провинился?
— Нет, Глеб, здесь я тебе не помощник. Если ты не понимаешь, то с этим уже ничего не поделаешь.
Переслушал то первое её сообщение и сразу же дошло в чём дело. И как только я мог так лажануться?
— Прости, я сморозил глупость, — тут же вскочив, я принялся расхаживать по комнате, записывая голосовое. — Ты конечно не должна делать того, чего не хочешь. И я даже очень этому рад. Этот Артём… В общем, не нужен он тебе. Может, попросишь поменять тебе партнёра? Или… Ты права. Откажись совсем. Это того не стоит. А хочешь, я ему позвоню? Дай мне его телефон!