Звёзды за той темнотой
Шрифт:
Осознание приходит с новым витком бессмысленной пытки: он лежит на спине, раскинув руки, со спущенными трусами, все смотрят на него, и им очень смешно. Он отчетливо, как никогда, хочет умереть. Исчезнуть из памяти всех, кто его знал. Раствориться, смешаться с этими грязными листьями. И снова одна и та же мысль: за что они с ним так?
– Лобок, ты совсем офигел, что ли?
Он знает этот голос. Ксюша Кислицына. Только она могла так обращаться к Лобову.
Прохладный пакет накрывает его наготу.
– Слышь, ты давай…
– Что?
– Ты так не разговаривай, слышь. Нашла кого защищать. Мы из-за него проиграли, вообще-то.
– Ты, Лобок, решил весь проигрыш на него повесить? А сам больше забивать не пробовал? Может, и тебе штаны пора снимать, а?
Сдавленное хихиканье кого-то из толпы. Лобов молча разворачивается и уходит. Он никогда не сможет нагрубить ей, все это знают, ведь она встречается с Мишей Цыплаковым из одиннадцатого класса. Его боится вся школа.
Ксюша… Как часто он думал о ней перед сном, представлял, будто какие-то бандиты сковали их одной цепью и днем они вынуждены скрываться от них, а каждую ночь засыпают в обнимку, и он будто нечаянно касается ее налитой упругой груди, а она совсем не против…
Она была самой яркой девочкой в классе, а класса с девятого – во всей школе. Уже в седьмом у нее начала формироваться красивая фигура, а в восьмом она по-настоящему расцвела. Даже физрук, старый хрыч, топорщил седые усы и не отрываясь смотрел на нее маслянистым взором, когда та приходила на физкультуру в коротком топе и обтягивающих лосинах. Все в классе хотели с ней дружить, даже толстая дочка директрисы. И все мальчики наверняка тоже думали о ней перед сном.
***
В один из дней он после уроков заглянул в открытые двери спортзала. Ни души – значит, можно открыть кабинет и взять баскетбольный мяч. Он уже несколько раз так делал; за котельной была старая площадка, неизвестно кем и когда построенная, и там висел щит с баскетбольным кольцом. Он брал из открытого кабинета физрука мяч – тот, даже когда видел это, не возражал. Приходил туда и кидал мяч в кольцо, соревнуясь со своими вымышленными друзьями. В этом состязании при любых раскладах он был победителем.
Постукивая мячом об асфальт, Андрей зашел на огороженную металлической сеткой площадку и вздрогнул от окликнувшего его голоса:
– Клюшин…
На перевернутом деревянном ящике сидела Кислицына. Лицо у нее было заплаканным, тушь растеклась темными разводами по щекам, но даже в таком виде она все равно была красива.
– А? Да? Что? – Он растерялся и не знал, как себя вести, ведь за почти два года, которые они проучились в одном классе, она обратилась к нему впервые.
– Есть спички? – Он только сейчас заметил пачку тонких сигарет в ее руке.
– Спички? Нет.
– Могла бы и не спрашивать. – Она разочарованно отвернулась.
– Я сейчас найду!
Он найдет для нее спички, чего бы это ни стоило, лишь бы быть хоть немного полезным для нее, лишь бы она еще раз обратилась к нему…
– Правда? – Она снова
Он изо всех сил рванул в сторону школы. Он знал, где старшеклассники собираются покурить, даже не пытаясь скрыться от учительских глаз. Лишь бы там не было никого из одноклассников. Он выглянул из-за угла. Двое одиннадцатиклассников о чем-то разговаривали, и один из них, докурив сигарету, бросил окурок на землю. Они прошли мимо, не заметив Андрея. Подбежав, он поднял с земли непотушенный окурок. Отлично! Лишь бы Ксюша его дождалась! Он снова забежал на площадку. Она все так же сидела на ящике. Ура!
– Нашел? – Она посмотрела на него так, словно ожидала услышать отрицательный ответ.
– Вот! – Он, улыбаясь, протянул ей дымящийся окурок.
– О, спасибки! – Прикурив сигарету, она подала ему пачку. – Будешь?
– Нет, спасибо.
Он присел на корточки рядом с ней, улыбаясь. Он был доволен собой.
– Ты часто сюда приходишь поиграть? – спросила Ксюша.
Она с ним разговаривает. Какой чудесный день!
– Да нет, когда маме не надо помогать…
Андрей замолчал. Зря он начал про помощь маме, сейчас она спросит об этом, а что он скажет? Что моет подъезды?
– Ты такой молодец! Я, например, терпеть не могу ни готовить, ни убираться, и вообще любая работа по дому меня бесит.
– А… – Он не мог решить, надо ли об этом спрашивать, но пауза слишком затянулась, девушка могла просто встать и уйти. – Что у тебя случилось?
– В смысле?
– Ну, ты плакала… Я просто… может…
– А, ты про это. Да ерунда. С парнем рассталась.
– С Мишей?
– Ну. Урод еще тот. Просто псих. Достал со своими указами: так делай, так не делай. Пусть найдет себе серую мышь и указывает ей.
– А… ну хорошо.
– Что хорошего?
Она с удивлением посмотрела на него, и он поспешно отвел взгляд.
– Ну, я думал, что-то случилось. А это… Мне кажется, об этом не стоит плакать.
– Знаешь, а ведь ты на сто процентов прав! – Она заулыбалась, и его заполнило чувство счастья оттого, что он стал причиной этой улыбки. – Ладно, ты играй, а я пойду.
– А может, вместе? – Он сам от себя не ожидал такой смелости.
– Я бы с удовольствием, но у меня маникюр. – Она растопырила пальчики с длинными накрашенными ногтями. – Боюсь испортить.
– Так они же это… отрастут.
Она молча взглянула на него, он тоже посмотрел в ее смеющиеся глаза и не отвернулся. Это было одно из лучших мгновений в его жизни.
– Да, знаешь, и черт с ними! Во что играем?
– В двадцать одно! – Он вскочил на ноги и подбежал к укатившемуся мячу. – Знаешь?
– Нет, конечно. Научи!
Они по очереди кидали мяч в кольцо. Она совсем не умела играть, но пару раз у нее получилось попасть; она смеялась, закинув голову.
Они поиграли всего минут двадцать, но какие же это были счастливые минуты для него. Уже уходя с площадки, она как бы небрежно сказала: