Звонкий ветер странствий
Шрифт:
Судя по тому, что акула тут же ушла под воду и больше вблизи лодки не появлялась, он, всё же, попал. Хотя, наверное, это было совсем и неважно.
А вот звук – от произведённого пистолетного выстрела – оказался неожиданно громким. Чуткое утреннее эхо тут же подхватило его, старательно и многократно усилило, клонировало – совсем без счёта – и запустило гулять во все стороны… А минуты через две-три после того, как эхо окончательно успокоилось, со стороны открытого моря донёсся еле слышимый звук ответного выстрела. Пушечного выстрела – так, по крайней мере, объяснил происхождение этого шума оптимистически настроенный внутренний
Впрочем, радоваться Егор не спешил – над морем по-прежнему царил полный штиль, следовательно, ждать скорого прихода «Луизы» было бесполезно, а сил, чтобы полноценно грести на звук ответного выстрела, у него попросту уже не было. Да и сильное морское течение уверенно сносило беспомощную лодку – вдоль скалистого островного берега – куда-то на северо-восток…
Вскоре навалилась дневная коварная жара, жажда безжалостно засыпала горло – до самых запёкшихся губ – колючим и раскалённым песком. Егор, обливаясь противным холодным потом, скорчился на дне лодки, тщательно прикрывая голову руками и старательно изображая из себя двухмесячный человеческий эмбрион, беззаботно дремлющий в материнской утробе. Скорчился и – неожиданно для самого себя – уснул…
А может, и не уснул, а потерял сознание, или – просто умер…
Он проснулся (пришёл в себя, воскрес?) от сильной боковой качки.
«Слава Богу – ветер…», – еле слышно прошелестел слабый и беспомощный внутренний голос. – «Это очень хорошо… Во-первых, жара спадёт. Во-вторых, могут появиться дождевые тучи. Тучи – это замечательно! Из них же иногда льётся водичка… Вода… Стоп! А это что такое – под ладонью правой руки? Это же, это же… Простыня!!!
Егор открыл глаза и торопливо поднёс к ним кулак правой руки – с крепко зажатым в нём куском льняной ткани.
– Вот же, мать его растак! – вырвалось непроизвольно.
– Больной, прекратите так грязно и неприлично выражаться! – весело возмутился голос, милей и желанней которого не было на этой грешной планете – ни в восемнадцатом веке, ни в веке двадцать первом. – Вы же, всё-таки, ни мужик лапотный, дремучий, а князь Светлейший, пусть уже и бывший. Правда, один мой знакомый король – по имени Карл – утверждает, что бывших князей и княгинь не бывает…
– Саня, это, правда, ты? – то ли спросил, то ли позвал Егор. – Мне это, часом, не снится?
– А, вот, это мы сейчас обязательно проверим! – лукаво пообещал хрустальный голосок, и через мгновение его губ коснулись нежные женские губы, слаще которых не было на этой грешной планете – ни в восемнадцатом веке, ни в веке двадцать первом…
Через несколько минут, вволю нацеловавшись с женой и вволю же напившись прохладной воды, Егор неожиданно обнаружил, что они с Санькой в каюте не одни. Возле прямоугольного стола, заставленного различными пузырьками и флакончиками, на табуретке сидела, сложив у груди крохотные ладошки, вежливо улыбающаяся Наоми.
«Похоже, что наша Сашенция померилась с японкой!», – всерьёз удивился внутренний голос. – «Иначе, как ещё можно объяснить тот факт, что эта подозрительная и странная гейша преспокойно находится здесь, а твоя, братец, воинственная супруга до сих пор не вцепилась ей – острыми зубами – в белоснежное горло?».
Санька всегда понимала его ни то, что с полуслова, а с «полувзгляда» и даже, как иногда казалось, с «полумысли», поэтому она разъяснила эту ситуацию сразу же, не дожидаясь наводящих вопросов:
– Мы
– Спустили? – широко улыбнувшись, спросил Егор.
– Целых две! То есть, всё, что было… Я села в одну посудину, а Наоми-сан – во вторую. Её шлюпка первой пошла, потому что она направление указывала гребцам. А потом я, когда высмотрела в подзорную трубу твою лодку, тут же приказала своим ребятишкам наддать – что было сил…
– Пистолетом, небось, угрожала?
– Ну, так, совсем немного, – смущённо передёрнула Санька белоснежными плечами. – Короче говоря, тебя, вернее, твоё бесчувственное тело – в качестве законной морской добычи – перегрузили именно в мою шлюпку. Вот, так-то!
– А, дальше?
– Дальше… Подняли бесчувственного командора экспедиции на борт «Луизы». У тебя был сильный жар, пузыри от ожогов наблюдались по всему телу. Я испугалась, вернее, совершенно не знала, что нужно делать, чтобы тебе, милый, помочь… Тут японка появляется – с фарфоровой баночкой в руке. Жестами показывает, мол, ондзина надо намазать данной подозрительной мазью, сильно пахнущей подгнившими морскими водорослями. Догадываешься, куда я её послала – сразу и надолго? Вот-вот, именно туда… Но Наоми это не смутило. Она, молча, даже не дрогнув, поднесла ладонь к пламени свечи – на добрые полминуты. Потом показала мне получившийся белый пузырь, пальцем другой руки подцепили из открытой баночки капельку целебной мази… Так вот, большой белый волдырь от ожога уже через минуту полностью прошёл, то есть, рассосался и пропал. Тогда я и тебя, предварительно выгнав Наоми-сан из каюты, всего натёрла этой мазью. Жар постепенно спал, ожоги и ссадины начали подживать буквально на глазах… Ну, а пока ты, Саша, дрыхнуть изволил, я и успела – совсем чуть-чуть – подружится с нашей узкоглазой страшилкой. Про «страшилку» – это шутка, конечно же. Симпатичная, вполне нормальная и весьма сообразительная девица. Шкипер Фруде Шлиппенбах её уже успел обучить некоторым английским нехитрым словам – «да», «нет», «стол», «вино»…
– Да, нет, стол, вино, – послушно повторила японка.
– Вот-вот, стол и вино! – подхватил Егор. – Есть ужасно хочется, да и от бокала-другого хорошего вина я не откажусь. А после обеда… Как – завтрака? Я, что же, проспал целые сутки? Ладно… Тогда после завтрака мы поднимемся на палубу и поговорим о других важных вещах. Например, о том, как погиб храбрый шведский генерал Ерик Шлиппенбах. Вы, наверное, об этом уже догадались?
– Конечно, догадались, – нахмурилась Санька и в её голосе неожиданно послышались стальные нотки: – А ты, Александр Меньшиков, гадкий и грязный свин! Малознакомому шкиперу Фруде рассказал, всё же, о гранатах, которые собираешься зашвырнуть в жерло вулкана, а мне, законной супруге, матери твоих троих детей, даже словечка не шепнул. Мерзавец скользкий и уродливый…