Звуки Азии
Шрифт:
Беззвучная музыка
Луна живёт, когда она
в ночном пруду отражена
мерцающим лимоном
и комариным звоном.
Луну качает, как фольгу,
рыбак на дальнем берегу,
и повторяют камыши
простую речь его души.
Соната лунная чиста,
её источник – красота,
и хочет луч – живая нить –
беззвучной музыкою быть.
Фейляндия
Полоска
над одинокой резедою.
Летают феи на пегасах
под фонарём ночным – луною.
Одна – в стеклянных шароварах,
другая – в розовом капоте,
и нет нигде кривых и старых,
не приспособленных к работе.
Кадит душистым цветом вишня
сполна в алтайские угодья,
и не найти подружек лишних,
кто этой ночи не угоден.
Все – как алтайские царевны,
прибывшие на бал цветенья,
и ярко светятся деревьев
душа прозрачная и тело.
Рассвет приходит незаметно
в страну весёлую, иную,
и ставит лучшие отметки
всему, что тайною волнует.
Печаль одинокой кукушки
Всё, чего поэту надо –
слушать новости сороки.
Солнце пятна леопарда
разбросало по дороге.
И печалится кукушка:
«Дайте, празднику в угоду,
золотой снаряд и пушку –
помогу запеть народу!»
Творчество
Помнится, полями
думал я о стуже,
думал тополями
и звездою в луже.
Образ собирался
в узел откровенья,
освещая часа
лучшие мгновенья.
Думал я лесами,
горною вершиной,
к мысли не взывая,
но молясь о Сыне.
Как легко и просто,
не кончая курсы,
по рассветным звёздам
изучать искусство!
И врастая в тему
лучшего дуэта,
выражать затею
дуновеньем света.
Поэзия разговора
Бывало, лишь дунет ветер
сентябрьский, сухой, колючий,
и гриб в золотом берете
вам скажет: «Собой побудьте!
Чего вы сидите дома
за пыльной решёткой окон?
Вы были страницей тома,
вы били небесным током!»
Ему не ответишь кратко,
ему не ответишь скоро.
И снова живёт тетрадка
поэзией разговора.
Уймонская долина
(феерия)
Уймонская
белее сдобы, слаще молока, –
чуть посветлело в мире, зазвенела
заботливою пчёлкой у цветка.
Она тропою шла, ведущей к лету
и к трём любимым братьям-близнецам.
Июнь, июль и август, разогретый
дыханием полынного венца,
её встречали, стоя на пригорке,
ковыль-трава стелила свой ковёр,
и было слышно, как открыла створки
на небе Мать Мария, и в простор,
омытый светом, бросила улыбку –
живой комок нездешнего тепла…
«Играйте, дети! В вашем мире зыбком
и я играла в мяч, когда жила».
Луга
До здравниц удельной Европы
луга настояли свои
лохматые трубки – сиропы,
хранящие запах Аи.
К полудню то звонко, то робко
шмели, осушив закуток,
из трав вылетают, как пробки,
и радости градус высок.
Испить бы настой этот крепкий
губами отчизны самой,
ломая лучи, словно ветки,
затеяв игру с синевой.
До здравниц удельной Европы,
дойти бы, не ведая сна,
увидев небесные тропы
над морем гречихи и льна!
Горы и камни
(эпифания творчеству)
Узнать мечтаю от влаги
о чём в тишине вечерней
поют весною овраги,
укрытые лунной тенью.
Полёт озорного камня
дробит тишину на части,
а горы живут веками,
забыв про земное счастье.
И пьют из чаши рассвета
нектар живого мгновенья…
Живи и ты, моё лето,
дыханием вдохновенья!
Церковь в Усть-Коксе
1.
Церковь в Усть-Коксе косые
ловит лучи –
гусыня!
Узнать события хочет…
Церковь в Усть-Коксе – дочка
лугу, траве, ромашке,
дереву и букашке.
Утром, когда в газете
новости спят, и дети
видят в своих виденьях
от шоколада тени,
церковь идёт к реке
поговорить о Сыне
и золотом молоке.
2.
Льётся в уши стаккато
пенистых перекатов.