Звуки Азии
Шрифт:
Хариусы и таймени
дно плавниками мерят.
Церковь слушает утро –
выдох его туманный,
весь голубой как будто,
слаще небесной манны.
И держит просвирку в руке
на овсяном ветерке.
3.
Поди, заряди её пулей
религиозной войны!
Церковь гудит, как улей,
в неё цветы влюблены.
Лютики и ромашки
слушают аллилуйя
летящей в поле букашки
и щедрого поцелуя.
Церковь живёт свободой,
ей отдают голоса
пашни и огороды,
и
О чудесах, случающихся в Уймонской долине
Уймонской долиной еду,
вдыхая ночную свежесть.
Имею буханку хлеба,
да нечем её порезать!
Я нож позабыл в Харбине,
в старинных книгах военных,
в отказе моей любимой
алтайскою стать царевной.
Такого Алтай не помнит,
считай, со времён Ойротов:
месяц в военной форме
шепчет любимой что-то.
Она вздыхает – Венера,
светило предков далёких!
Щекочет бедные нервы
буханка хлеба в котомке.
– Где нож раздобыть мне острый, –
спросил я месяц двурогий, –
чтоб запах почуять росный
любви и дальней дороги?
Чтоб охала селезёнка
от вкуса ломтя и соли
и ветер сушил пелёнки
тумана в пшеничном поле?
Месяц мне не ответил,
лишь завернулся в тучу,
сел на попутный ветер,
воином став могучим.
Месяц надежды полон:
зная, что хлеб – растенье,
выращенное с поклоном,
что-то своё затеял.
Месяц буханку хлеба
видит и голод чует.
Брызжет слюной по небу,
Чуйскому тракту и Чуе.
Месяц в дела земные
хочет войти железом…
Тени плодя живые,
бродит туман по лесу.
Звонко стучат копыта
по золотым каменьям,
в море ночного света
плавает вдохновенье.
На перекрёстке неба
синим блеснув железом,
месяц буханку хлеба
ломтиками порезал.
Золотой ветер
(эпифании)
Вместо предисловия
Русский
Принято считать, что проза являет горизонтальную планку развития человека, а поэзия – вертикальную. От скрещивания этих понятий получается символ жизни – крест. И Бунин присягнул этому кресту.
Существует немало названий, характеризующих поэтичность прозаического языка. Орнаментальная проза, ассоциативная, лирическая миниатюра, эссе и многие другие. И среди этих названий не слишком примелькавшееся – эпифания.
Слово это пришло из библейского словаря. Ввёл его в литературу Джеймс Джойс, учившийся на священника. Эпифания означает состояние высокой пробуждённости, при котором человек видит в обычном – необычное. Восходит она к благодати, озарению, Дзэн. Эпифания – противоположность эпитафии, если сказать о ней с улыбкой.
Возможности эпифании как жанра в полной мере раскрыл латышский поэт Имант Зиедонис, написав книгу поэтической прозы и дав ей имя «Эпифании».
Соединить прозу и поэзию – задача не из лёгких. Проза должна притягиваться к поэзии как магнит, составлять с ней единство существования. Японский хайбун заканчивается хайкой. Неритмизованная речь, набухая чем-то высшим, становится стихами. Так почка превращается в лист, утверждая зелёное в апрельской лазури.
Хайбун заканчивается хайкой с размером 5-7-5, эпифания – небольшим рифмованным стихотворением. Иначе нельзя: цифровое мышление с трудом прививается русскому менталитету! Сказываются размеры Сибири, снега и снегири. А, может быть, и Пушкин с его ямбами, вот уже 200 лет бомбардирующими наше ДНК, оглушая его балами и вальсами!
Вот, пожалуй, и всё, что я хотел бы сказать Читателю.
Эпифания радуге, охотнику и его пуле
Говоря об Алтае, о красоте этих древних языческих мест, нельзя не упомянуть и радугу.
Радуги на Алтае бывают почти каждый день. И не только обычные, похожие на гусли, на которых Небожители играют по утрам свои мелодии, но и двойные и даже тройные.
Существует поверье, близкое сердцу каждого человека. Если встать на то место, где радуга касается земли, можно обрести счастье. Моё детство прошло вдали от Алтая, в местах, где радуги случаются редко, и я не слышал об этом. А то бы непременно отправился такое место искать!