Хотите, опишу тоску?Осенний дождик моросящий,Листву последнюю гасящий —Хоть дуло приставляй к виску.Хотите, счастье опишу?Всё тот же дождь осенний редкий,Всё тот же лист, слетевший с ветки,Стихи, которыми грешу.
Я опять за своё, а за чьё же, за чьё же?
Я опять за своё, а за чьё же, за чьё же?Ведь и Ты, Боже мой, повторяешься тоже,И сюжеты Твои не новы,И картинки Твои безнадёжно похожи:Небо, морось, шуршанье травы…Ты – своё, я – своё, да и как же иначе?Дождь
идёт – мы с Тобою сливаемся в плаче.Мы совпали. И как не совпасть?Я – подобье Твоё, и мои неудачи —Лишь Твоих незаметная часть.
Наступают сна неслышней…
Наступают сна неслышнейСнегопада временаНевесомые ВсевышнийГусто сеет семена.И кружится нам на зависть,Не страшась судьбы своей,Белый снег, едва касаясьКрыш, заборов и ветвей;И зовет забыть усердье,Пыл, отчаянье и страсть,Между облаком и твердьюТихо без вести пропасть.
Столько нежности, Господи. Воздух, крыло…
Столько нежности, Господи. Воздух, крыло.Третий день снегопад. Даже ночью бело.Столько нежности, Господи, маленьких крыл,Будто Ты мне все тайны сегодня открыл.Не словами, а прикосновеньем однимК волосам и губам, и ресницам моим.
Прости меня, что тает лёд…
Маме
Прости меня, что тает лёд.Прости меня, что солнце льётНа землю вешний свет, что птицаПоет. Прости, что время длится,Что смех звучит, что вьётся следНа той земле, где больше нетТебя. Что в середине маяВсе зацветёт. Прости, родная.
Я от нежности таю, как тает на солнце снегурка…
Я от нежности таю, как тает на солнце снегурка.Я от нежности таю к любому мгновению дня.Мама, видишь оттуда во что превратилась дочурка?Я от нежности таю. Почти не осталось меня.Да и день со мной нежен. К губам прикоснулся снежинкой,Лёгким тельцем небесным, весёлым своим светлячком.Мама, видишь оттуда как таю над дивной картинкой,Той, что сотворена на едином дыханье, молчком?
А мама собирается на бал…
А мама собирается на бал.И жемчуг бел, и цвет помады ал,На стуле серебрится чернобурка —Её не любит мамина дочурка.Берет не любит, что с распялки снят,И платье из панбархата до пят.Ведь, значит, мама из дому уходитИ дочкин праздник из дому уводит.Не надо было маму отпускать.Ведь где, скажи, теперь ее искать?
Люби без памяти о том…
Люби без памяти о том,Что годы движутся гуртом,Что облака плывут и тают,Что постепенно отцветаютЦветы на поле золотом.Люби без памяти о том,Что все рассеется потом,Уйдет, разрушится, и канет,И отомрет, и сил не станетПодумать о пережитом.
Хоть бы памятку дали какую-то, что ли…
Хоть бы памятку дали какую-то, что ли,Научили бы как приниматьЭту горькую жизнь и как в случае болиЭту боль побыстрее снимать.Хоть бы дали инструкцию как обращатьсяС этой жизнью, как справиться с ней —Беспощадной и нежной – и как с ней прощатьсяНа исходе отпущенных дней.
А чем здесь платят за постой…
А чем здесь платят за постой,За небосвода цвет густой,За
этот свет, за этот воздухИ за ночное небо в звездах?Все даром, говорят в ответ,Здесь даром все: и тьма, и свет.А впрочем, говорят устало,Что ни отдай, все будет мало.
Любовь до гроба…
Любовь до гроба.Жизнь до гроба.Что дальше – сообщат особо.И если есть там что-нибудь,Узнаешь. А пока – забудь.Забудь и помни только это:Поля с рассвета до рассвета,Глаза поднимешь – небеса,Опустишь – травы и роса.
Не стоит жить иль все же стоит…
Не стоит жить иль все же стоит —Неважно. Время яму роет,Наняв тупого алкаша.Летай, бессмертная душа,Пока пропойца матом кроетЛопату, глину, тяжкий трудИ самый факт, что люди мрут…Летай душа, какое делоТебе во что оденут телоИ сколько алкашу дадут.Летай, незримая, летай,В полете вечность коротай,В полете, в невесомом танце,Прозрачнейшая из субстанций,Не тай, летучая, не тай.
Болела моя детская душа…
Болела моя детская душа:Я утопила в море голыша,Случайно утопила в бурном море.Насмарку лето. Ведь такое горе.Купили паровозик заводной,Но нужен был единственный, роднойГолыш – нелепый бантик на макушке.А жизнь, как оказалось, не игрушки.
А круг, на котором я плавала, быстро спустил…
А круг, на котором я плавала, быстро спустил.Мне лет было мало. Я плавать совсем не умела,А мама не видела, мама на солнышке млела,А я всё барахталась и выбивалась из сил,Пока не нащупала пальчиком правой ногиСпасительный камень в одёжке из скользкого ила.…Никак не пойму я, что в жизни случайностью было,Что Божьим ответом на сдавленный крик: «Помоги!»
А тогда, на начальном этапе…
А тогда, на начальном этапе,Рисовала я солнце на папе,А вернее, на снимке его.Я не знала о нем ничего.Лишь одно: его мина убила.И так сильно я папу любила,Рисовала на нем без конца.Вышло солнышко вместо лица.
То облава, то потрава…
То облава, то потрава.Выжил только третий справа.Фотография стара.A на ней юнцов орава.Довоенная пора.Что ни имя, что ни дата —Тень войны и каземата,Каземата и войны.Время тяжко виновато,Что карало без вины,Приговаривая к нетям.Хорошо быть справа третьим,Пережившим этот бред.Но и он так смят столетьем,Что живого места нет.
Кнутом и пряником. Кнутом…
Кнутом и пряником. КнутомИ сладким пряником потом.Кнутом и сдобною ватрушкой…А ежели кнутом и сушкой,Кнутом и корочкой сухой?Но вариант совсем плохой,Когда судьба по твари кроткой —Кнутом и плёткой, плёткой, плёткой.
Жить сладко и мучительно…
Жить сладко и мучительно,И крайне поучительно.Взгляни на образец.У века исключительноНапористый резец,Которым он обтачивал,Врезался и вколачивал,Врубался и долбил,Живую кровь выкачивал,Живую душу пил.