... В среду на будущей неделе
Шрифт:
— Почему тесемки не закрепил?
— Ты, боцман, зря не говори! — обиделся кок. — Я тесемки на удавки [2] завязал. Хорошо помню.
— «Помню!» — передразнил Брага. — Кто ж так вяжет? Может, поучить? — Он хмыкнул насмешливо и пошел прочь.
— Расшумелся!.. — бросил вдогонку рыбак. — Характер свой показывает!
Он закрепил тент и тоже ушел. Павлик перевел дух. «Чуть было не попался», — облегченно подумал он и почувствовал, как сразу расслабло все тело.
2
Удавка —
Павлик неподвижно лежал в темноте. В голове бродили какие-то обрывки мыслей. Как сквозь сон, пробивался невнятный говор людей, тихий шелест зыби. Постепенно все звуки смешались, слились в надоедливый, монотонный гул…
Разбудила Павлика боль, которой налились плечи, спина и поясница. Окружающая темнота испугала его. Но тут же он услышал под собой рокот мотора, вспомнил, где он, и успокоился. Как видно, вышли в море, можно вылезать. Но Павлик удержал себя: не рано ли? Сколько времени сейнер в пути — неизвестно. А что, если только что отошел от причала? Тогда весь придуманный рыжим Игорем и почти выполненный план может с позором провалиться.
Отстранясь к борту шлюпки, Павлик осторожно разгреб картошку. Потом нащупал в носовой части кранец — волосяную подушку, применяемую при швартовке [3] судна, и положил ее в изголовье. Едва он улегся, как над головой раздался приглушенный грубый голос:
— Ну, скоро ты там?
Кто-то тихо приблизился к шлюпке.
— Ишь, выжидает особого приглашения! — с укором прогудел бас. — Повтори, что на берегу бормотал?
— А ты не понял, что ли? — досадливо сказал подошедший.
3
Швартовка — постановка судна на причал.
— А я слушал? Кто на людях о таких делах болтает? Рохля! Нашел место! Ну, говори!
Павлик принадлежал к породе любопытных. Он насторожился. Интересно, какие тайны от товарищей у этих двоих?
Они разговаривали вполголоса.
— Утром выходил к теплоходу, — сказал тот, кого назвали Рохлей.
— Видел? — спросил первый.
— Толковали.
— Надежный?
— Кто — Коршун? Я его понаслышке знаю. Говорит — не ошибемся.
— Столковались?
— А как же!
Замолчали. Кто-то из двоих чиркнул спичкой. Крохотный лучик проник под брезент, уткнулся Павлику в зрачок и тут же погас.
— Как уговорились? — спросил первый. — Как он нас узнает, а мы — его? Там катеров будет уйма.
Рохля помедлил немного, потом сказал:
— Шаланда небольшая, канареечного цвета. Верхний клин паруса серый, нижний — голубоватый. Издали парус синий, почти черный.
— Кличка?
— Чья?
— Ну, шаланды, понятно! — вскипел обладатель баса.
— «Маня». Нет, «Манечка». Чтоб на чужака не напоролись, установили пароль и сигналы.
— Хоть это сообразил! Говори пароль!
Рохля заговорил быстро, еще больше понизив голос. Павлик даже дыхание затаил, чтобы не пропустить ни единого слова, но ничего разобрать не мог.
По
— Эге-гей, кто там? Будите Лобогрея! Моя вахта кончилась!
Рохля сердито огрызнулся:
— Пяток минут перестоишь — не пропадешь!
— Буди-и!
— Ладно, ступай, — приказал бас Рохле. — Потом покалякаем насчет сигналов.
Они ушли, не подозревая, что тайна, предназначенная только для двоих, стала известна третьему.
А Павлик, оставшись наедине с темнотой, торопливо соображал, что же он должен делать. Выбраться из шлюпки и бежать к дяде Егору? Небось только увидит племянничка, так и обомрет, а то и поколотит за самоуправство. Игорь-то говорит — рыбаки все строгие. А если сейнер еще недалеко от Парусного отошел, чего доброго, повернет назад и… что будет дальше, Павлик не хотел и в мыслях держать.
Но если спокойно рассудить, зачем поднимать шум ночью, сейчас? Куда в открытом море эти двое денутся? Тем более, что они должны где-то с кем-то встретиться. С этой самой желтой «Манечкой» под черным парусом… «Манечка»… Коршун… Ох, скорее бы наступило утро!
Неприятная неожиданность
Павлика обнаружили глубокой ночью. Он пролежал на картошке все бока, к тому же в открытом море было прохладно; влажные струи воздуха били откуда-то из-под брезента прямо в темя. Сонный Павлик начал ворочаться, шарить возле себя, ища, чем бы накрыться. Эту возню услышал щенок, дремавший под килем шлюпки. Песик сперва чутко повел ушами, потом зарычал и, наконец, пугливо отпрянув к надстройке, разразился тревожным лаем. Вахтенный прикрикнул на него из окна штурвальной рубки, но щенок, приняв это за одобрение, залился еще пуще.
Павлик очнулся, дернулся и уперся головой в тугой тент. Он не сразу сообразил, что происходит. Мальчуган выставил из-под брезента голову. С надстройки, мутно блестевшей окнами рулевой рубки, падал на палубу зеленый свет. Щенок злым клубочком катался у противоположного борта, безудержно звеня.
Голову Павлика заметил вахтенный. Бросив штурвал [4] , он куда-то побежал. Вскоре перед шлюпкой выросла темная фигура, как показалось Павлику, огромного человека. С крыши надстройки ударил слепящий луч прожектора. Павлик прищурился.
4
Штурвал — рулевое колесо.
— Это что еще за новость? — загудел густым басом человек. — Ты чей? Откуда взялся?
Павлик потупился и молчал. «Сейчас позовут дядю Егора», — думал он, поглядывая в проход между бортом и надстройкой, откуда, по его предположению, должен был появиться капитан сейнера.
— Ну, чего молчишь? — наседал великан. — Как ты попал в шлюпку?
Павлик пошевельнул непослушным языком:
— По-позовите… дя-дядю… Е-егора…
— Какого такого дядю Егора?