...А что будем делать после обеда? (сатирические рассказы о маленькой стране)

Кишон Эфраим

Государственный обвинитель вызывает свидетелей. Пожилой гражданин, которому кошмар в кино еще видится воочию, дрожащим голосом дает показания для протокола:

— Я хотел посмотреть фильм-лауреат Ингмара Бергмана. Подсудимый сидел прямо передо мной. Посреди самого решающего эпизода, когда влюбленные клянутся друг другу посвятить свои жизни высоким человеческим идеалам, чтобы спасти своих детей, и слились в прощальном искреннем поцелуе, в этот возвышенный момент Муса заорал прямо посреди взволнованной публики:

— Трахни ее, тюфяк!

Коллективный шок в зале суда.

— Это так, подсудимый?

— Дерьмо собачье! У

меня ж билет был, как у всех, так?

— Ваша честь, — подключается адвокат. — Я прошу позволить моему подзащитному грызть орешки, иначе он не может сконцентрироваться.

Подсудимому вручают пакетик, и он начинает выглядеть более адекватным ситуации. К слушаниям вызывают билетера.

— После выкрика подсудимого "трахни ее, тюфяк" я ощупью пробрался к его ряду и любезно попросил его о соблюдении приличия. Он же, напротив, предложил мне или, как он выразился, краснозадой обезьяне, не указывать, что он должен делать на этом сраном фильме, и продолжал орать и дальше. Тут мне стало совершенно ясно, что в данном вопиющем случае следует защитить общественный порядок и я вызвал полицию.

— Ну, — произносит судья, — и что же было потом?

— Да ничего. Полицейский придти отказался. Поскольку он на службе, сказал он, то не будет решать за нас проблемы и, в конце концов, не может же он один-единственный противостоять подсудимому.

Защита вызывает известного по средствам массовой информации психиатра в качестве компетентного специалиста. Тот поясняет:

— Г-н Муса Цванцигер — типичный представитель современного поколения, здоровый, крепкий юноша с тропическим темпераментом, чья естественная реакция в виде импульсивных выражений по поводу названного, с позволения сказать, фильма вполне естественна. Таким образом наша молодежь самовыражается — путем шовинистической откровенности, — вследствие чего обвиняемый совершенно не мог скрыть свою естественную реакцию на события фильма, каковая выражается в виде общеупотребимых в народе понятий, присущих только людям в наших краях. Безо всякого сомнения, тут мы имеем дело со знаменитым эффектом "трахни ее", который инстинктивно срабатывает, если на экране поцелуи длятся более трех секунд. 65 процентов городской молодежи страдает синдромом "трахни ее". Тут мы имеем дело с распространенным по всей стране и научно изученным феноменом, результатом эндогенно преувеличенного влечения, врожденного проницательного юмора и демонстрации интеллектуального превосходства, сопровождаемого сопутствующим, симптоматическим гласом жизни в виде гортанного или резкого крика.

Адвокат подсудимого просит слова.

— Я рассматриваю кинематографический выкрик моего подзащитного как реально ощущаемое требование нашей молодежи войти в культурную обойму сопредельных стран, — сказал он. — Вместе с тем, мой подзащитный решительно отвергает каждый пункт обвинения. Он как не был в кино, как не смотрел этот фильм, так и не выкрикивал "трахни ее", и, вообще, хотел бы попросить разрешения удалиться.

Прокурор возражает. Судья предлагает восстановить ход событий. На заднюю стены зала заседаний опускается экран, и на нем перед глазами очарованных зрителей демонстрируется знаменитая работа кинематографического гения Ингмара Бергмана, заметная веха в истории киноискусства. Муса сидит рядом со своим адвокатом и грызет орешки. Вот подходит сцена, в которой дети избавляются от неминуемой смерти.

Атмосфера в зале суда потрескивает от напряжения.

Перед самым поцелуем Муса вскакивает. Его адвокат вцепляется в него и что-то непрерывно нашептывает. На экране влюбленные клянутся друг другу посвятить свои жизни высоким человеческим идеалам и их губы сходятся в чувственном поцелуе. В Мусе бушует внутренняя борьба, его уши краснеют, в его животе шумит непреодолимое давление, которое неудержимо поднимается в его гортань.

Энергично отбросив руку адвоката, он подскакивает.

— Трахни ее, тюфяк! — кричит он. — Вставь ей стержень!

В зале суда воцаряется гробовая тишина. Защитник подрагивает от возбуждения, прокурор от гнева, безжизненное тело пожилого гражданина выносят наружу. Судья удаляется для вынесения приговора.

— Согласно "Закону о недопустимости в кинотеатрах возгласа "трахни ее, тюфяк" от 1998 года, — возвещает он после возвращения в зал суда, — подсудимый должен быть приговорен к двум месяцам ареста и денежному штрафу, если бы таковой закон действовал в странах Ближнего Востока. Поскольку, однако, соответствующий закон здесь не действует, суд приговаривает Ингмара Бергмана к двум часам Мусы.

Год строительства 1714

Маленькие страны не страдают от специфических неврозов. Мы — как раз маленькая страна. Потому, например, гораздо охотнее приобретаем большие автомашины, которые несут с собой определенные проблемы. Исследования показали, что американский дорожный крейсер выпуска 1992 года несравненно шире, чем израильская дорога, построенная в 1714 году. В таких случаях, не машина паркуется на улице, а улица паркуется в машине. В качестве решения проблемы маленькому израильтянину рекомендуется делить его транспортное средство пополам и, таким образом, вернуться к старым добрым мотоциклам.

Сочувствие наказуемо

В ту ночь я выезжал из Петах-Тиквы на своем с иголочки новом мотоцикле в направлении Тель-Авива. На окраине города стоял маленький, согбенный от старости человек, бесполезно махавший рукой и сипевший изо всех сил:

"Тель-Авив! Тель-Авив!".

Во мне внезапно проснулось еврейская солидарность. Однажды, прошептало оно мне, однажды ты тоже можешь стать маленьким и согбенным от старости и обрадуешься, когда с окраины Петах-Тиквы тебя заберут в Тель-Авив.

Я резко затормозил и предложил старику сесть позади меня.

— Хвала Господу, есть еще порядочные люди в этой стране, — сказал он на беглом идише. — Благослови тебя Всевышний, молодой человек.

Он преувеличивал. Я только исполнил свой долг.

— Держитесь покрепче, дедушка, — сказал я заботливо и тронулся с места.

Вскоре, однако, я услышал сзади болезненное "ой", повторявшееся снова и снова.

— Ой, — постанывал мой дряхлый попутчик, — вы что, набили заднее сиденье камнями?

Не сказать, чтобы он был неправ. На заднем сидении отсутствовали пружины, что создавало достаточную жесткость. Мне стало стыдно ехать подобным образом, в то время, как позади меня ветерана швыряло, как в утлом кораблике по бурному морю. Кроме того, он должен был придерживать одной рукой свою шляпу. Это отнюдь не добавляло ему удобств.

— Не выношу мотоциклы, — поделился он со мной. — От них один шум, да вонь. А как вы, молодой человек? Вы откуда?

— Из Тель-Авива.

— А почему вы не купите автомобиль? Сейчас каждый попрошайка в Тель-Авиве уже имеет машину.