...И духов зла явилась рать
Шрифт:
Осторожно, папа! — подумал Уилл.
— Я не… — сказал отец Уилла.
— Вы их знаете.
Руки Разрисованного Человека вздрагивали, притягивали взгляд, выспрашивая имена, они заставляли лицо Джима, нарисованное на правой ладони, и лицо Уилла, изображенное на левой ладони, вместе с настоящим лицом Джима, сидящего в яме под тротуаром, и настоящим лицом Уилла, тоже сидящего под тротуаром, дрожать, корчиться, сжиматься.
— Сэр, ведь вы не хотите, чтобы они потерялись?
— Нет, но…
— Что
Мистер Хэлоуэй, стараясь чем-то отвлечься и хоть немного успокоиться, кусал сигару.
— Я думал в эту минуту…
— Что думал? — торжествующе спросил его мистер Дак.
— Один из них похож на…
— На кого похож?
Как ему не терпится, подумал Уилл. Ты не замечаешь этого, папа?
— Мистер, — сказал отец Уилла, — почему вы так нервничаете из-за двух мальчишек?
— Нервничаю?..
Мистер Дак улыбнулся, и улыбка его таяла, как сахарная вата.
Джим втиснулся в бетонный пол ямы, и стал похож на карлика, Уилл сжался и сделался лилипутом, и оба выжидающе смотрели вверх.
— Сэр, — сказал мистер Дак, — неужели мое воодушевление кажется вам нервозностью?
Отец Уилла заметил, как мускулы на его руках напрягались и опадали, корчились, словно шипящие гадюки, сплетенные в клубок, и хотя и нарисованные тушью, но наносящие злобные и ядовитые удары.
— Одна из этих картинок, — растягивая слова, сказал мистер Хэлоуэй, — похожа на Милтона Блумквиста.
Мистер Дак сжал кулак.
Ослепляющая боль ударила в голову Джима.
— Другая, — отец Уилла старался говорить по возможности мягко и вкрадчиво, — на Эвери Джонсона.
Ох, папа, подумал Уилл, ты молодчина!
Разрисованный Человек сжал другой кулак.
И тут же голову Уилла словно сдавили в тисках, он едва не завопил от боли.
— Оба мальчика, — закончил мистер Хэлоуэй, — недавно уехали в Милуоки.
— Вы, — холодно сказал мистер Дак, — лжете.
Отец Уилла вполне правдиво изобразил, что шокирован подобным утверждением.
— Я? Вы полагаете, я решусь испортить торжество будущих призеров?
— Дело в том, — сказал мистер Дак, — что десять минут назад мы узнали имена мальчиков. И мне просто захотелось еще раз проверить.
— И какие же это имена? — недоверчиво спросил отец Уилла.
— Джим, — ответил мистер Дак, — Уилл.
Джим скорчился в темноте. Уилл зажмурился
Лицо отца Уилла можно было бы сравнить с прудом, в который бросили два темных каменных имени, и они утонули без малейшего всплеска.
— Одни имена? Джим? Уилл? В нашем городе не меньше сотни пар Джимов и Уиллов.
Уилл прижался к полу и, скорчившись, думал, кто же дал их имена мистеру Даку? Мисс Фоли? Но она ушла, ее дом пуст, в нем никого, кроме теней от дождя. Разве только… есть еще один человек…
Маленькая девочка, рыдавшая под деревом и так похожая на мисс Фоли? Неужели малышка, которую мы пожалели? Это заинтересовало его. Скорее всего, в последние полчаса парад, проходя мимо, нашел ее; она уже несколько часов плакала, была испугана и готова сделать и сказать что угодно, лишь бы только вновь заиграла музыка, поскакали карусельные кони, и ей вернули ее возраст, поворачивая круг за кругом, а затем остановили ужасную машину, и она бы стала опять прежней. Обещал ли ей что-то карнавал или обманул, пригрозил, когда нашел под деревом и взял с собой? Маленькую девочку, плачущую, но не сказавшую всего, потому что…
— Джим. Уилл, — сказал отец Уилла. — Одни имена. А какие фамилии?
Мистер Дак не знал.
Мир чудовищ на нем фосфорически светился, потел, испуская отвратительную вонь из подмышек, извивался по железным мускулам его ног.
— Я полагаю, — сказал отец Уилла, которому стало вдруг до странности спокойно и восхитительно хорошо, — что лжете вы. Ведь вы не знаете фамилий. Далее, зачем вам, незнакомому человеку с карнавала, понадобилось лгать мне именно здесь, на городской улице, и нигде больше?
В ответ Разрисованный Человек с силой сжал свои каллиграфически расписанные кулаки.
Отец Уилла, бледнея, следил за тем, как сжимались пальцы, как побелели от напряжения суставы, как ногти вонзились в ладони, на которых были изображены лица мальчиков, оказавшиеся теперь зажатыми в темных тисках, в тюрьме из его плоти, исполненной ярости и бешенства.
Две тени внизу метались в агонии.
Разрисованный Человек изобразил на своем лице совершеннейшее спокойствие и безмятежность.
Но из его правого кулака выкатилась и упала яркая капля.
Затем такая же капля упала с левого кулака.
Капли исчезли под стальной решеткой тротуара.
Уилл задыхался. Что-то мокрое чиркнуло его по лицу. Он провел рукой по щеке и посмотрел на ладонь.
То, что задело его, было ярко-красного цвета.
Он перевел взгляд с ладони на Джима, который все еще лежал, и подумал, что причина ранения, действительного или мнимого, могла быть только наверху, и оба они посмотрели наверх, на то место, где ботинки Разрисованного Человека выбивали искры, ударяя сталью о сталь.