...И никто по мне не заплачет
Шрифт:
Молчаливое Железо, правая рука вождя племени, он же сын чиновника Леера, отпустил тормоз переднего вагона «экспресса Цирнгибель», который, сначала тихонько урча, а потом с диким грохотом, вкатился на деревянный мостик, переброшенный через один из рукавов Изара. Следопыт Смелое Сердце стоял на переднем вагоне и, заметив бревно, которое Лео бросил поперек рельсов, издал пронзительный боевой клич. У Смелого Сердца осталось времени только на то, чтобы выпрыгнуть и с величайшим трудом удержать равновесие на узеньком краешке моста, как произошла катастрофа. На дыбы взвились две первые вагонетки, в щепы разлетелось
После катастрофы последние могикане ринулись в прибрежный кустарник. С первого взгляда казалось, что все они хромают, но только казалось, дело в том, что вождь Те-кум-се приказал воинам бежать сто шагов преимущественно левой ногой, а следующие сто правой; одна нога, таким образом, всегда отдыхала, и никто не мог бы их настигнуть. Он это где-то вычитал.
В этот день при выполнении разведывательного задания юный Лео Кни стал свидетелем весьма интересного разговора. Он полз на животе и только было собрался раздвинуть уже слегка зазеленевшие кусты, как сквозь ветки и сухие прошлогодние стебли заметил мужчину и женщину, лежавших на одеяле, разостланном на весенней, слегка прогретой земле. Она говорила:
Скажи, что ты подумал, когда в первый раз меня увидел?
Я что подумал?
Да.
Сказать?
Скажи, скажи, милуша.
Я подумал: ну, эта из тех.
Из каких тех?
Из тех, словом, и все.
Нет, ты мне объясни.
Которая много что может и много что стерпит.
Да ты уж, видно, совсем осмелел! — Она сняла у него с воротника волосок, которого на нем не было, и легонько сбила пыль с его незапыленного плеча.
Тут он заметил:
Ты, видать, замужем, а?
А ты почему узнал?
Он рассмеялся и запел: «А ну, давай еще разочек!»
Ох уж эти мне замужние! — Он вынул из кармана коробок спичек, отломил головку от одной, а деревяшку раскусил зубами. Потом, словно про себя, сказал:
А ведь верно говорят: у каждой бабы есть свой секрет, как у колдуна или боксера, которые никому его не открывают, потому что как ни верти, а все обман.
Женщина на одеяле захихикала.
Ты хороший паренек, дорогуша!
А я, знаешь, безработный.
Ну и? Безработный разве хуже на вкус?
Ладно, ладно, что ни говори, а все безработный.
Ты потом сунь руку в карман куртки.
Это еще зачем?
Может, там что-нибудь найдется.
Э, нет, так не пойдет, я только из любви признаю, а нет, так и не надо! Это я тебе сразу говорю, чтоб ты знала, что есть амбах.
Какой еще амбах?
Есть такое словечко в карточной игре...
А-а, я не знала. — И женщина внезапно добавила: — Сладуля...
Он ничего не ответил, а обнял ее за то место, где блузка выскользнула из юбки и виднелась розовая рубашка.
Женщина влепила ему поцелуй в ухо, и, когда он слегка отстранился, Лео увидел, что на его лице отнюдь не написано удовольствие, напротив, оно скорее
Сладуля! — и еще вздохнула вдобавок. Но тут она подняла голову, и Лео громко воскликнул:
Господи Иисусе!
Это была жена разъездного агента Кампфа. Волосы упали ей на лицо, почему-то казавшееся сегодня припухлым. Мужчина сказал:
Там кто-то есть.
Он быстро вскочил, но Лео уже дал тягу — только треск пошел по кустам.
Сначала он машинально бежал левой ногой. Мужчина все равно не пустился бы за ним вдогонку, потому что у него спали штаны. Лео мчался домой. Картина, которой он стал свидетелем, отнюдь не была целомудренной. Не такой уж он маленький, чтобы этого не понимать. Хоть он еще и ловил в марте майских жуков. А женщина, которая сказала «сладуля» и поцеловала в ухо чужого дядьку, была женой Кампфа. Того самого, что каждый божий день уходил на работу, а дома чистил за дверью свои башмаки, и все жильцы это знали.
Лео пошел медленнее, так как до дому было уже близко. В страшном смущении поздоровался с господином Диммером, который все еще хромал, хотя ему уже несколько месяцев как сняли гипс. Господин Диммер на приветствие не ответил.
Едва только фрау Кампф поднялась с земли, как сладкий блеск погас в ее глазах. Мужчина, с которым она познакомилась в кино, глуповато рассмеялся и сказал:
Надо идти, а то тут народ.
Он нагнулся и поднял одеяло, они взяли его за все четыре конца и сильно тряхнули; из одеяла вытряслись травинки и несколько прошлогодних листьев. Мужчина пошел впереди, неся под мышкой скатанное одеяло.
Потихоньку он посмотрел, что там у него в правом кармане. Там была пятимарковая бумажка. Он подумал: пять монет есть пять монет. От железнодорожного полотна фрау Кампф пошла в одиночестве.
В тот же день, уже под вечер, Лео встретил фрау Кампф на лестнице, и она сказала ему:
Сходи-ка за молоком, получишь десять пфеннигов.
Он посмотрел на нее пытливым, внимательным взглядом и взял кувшин. Итак, она его не узнала. Когда он вернулся, фрау Кампф впустила его в переднюю и в поисках мелкой монетки стала рыться в своей сумочке. Ничего не отыскав, она пошла в кухню, а сумочку положила на подзеркальник. Из нее выпала зеленая коробочка, и, так как фрау Кампф была на кухне, Лео поднял ее и сунул в карман. Выйдя на лестницу, он в нее заглянул. Там лежали резиновые подвязки.
Дул жаркий ветер с гор, Карл Коземунд ссорился с женой. На него временами находили приступы аккуратности, тогда он поднимал отчаянную возню в кухне и заглядывал в большую хозяйственную сумку и еще за радиоприемник на кухонном шкафчике и всегда обнаруживал одно и то же: дырявый шелковый чулок, пояс с подвязками, бюстгальтер без задней пуговицы, нижнюю юбку с оторванными тесемками под диванными подушками, расшитыми несколькими на редкость туманными речениями:
«Останься для меня 3, 4+4» и «Кто не работает, должен хотя бы хорошо питаться».