...И никто по мне не заплачет
Шрифт:
После случая с Аннелизой Динглер и разрыва с другом юности Биви Лео постоянно копался в себе. С тихим злорадством за собой наблюдал. Казалось, на языке у него все время вертится: я вполне удовлетворен, что с Леонардом Кни все так мерзко получается. Посмотришь, он плохо кончит. Обрати внимание, что он сейчас творит. Я же тебе говорил. Такому типу и помочь-то нельзя. Носится, бегает, а все без толку. Последи, чтобы он отсюда убрался. Что он здесь забыл? По такому уж, конечно, никто не заплачет.
Переступив
Да, здесь ему место. Это его сородичи.
Ведь и они росли в тени, и они были обойдены. Пасынки, безбилетные пассажиры, униженные. Здесь царила мутная мгла уже стершихся чувств. А как здорово эти люди скользили. Не противясь, медленно, с приятностью, туда, где наконец кончится скольжение. И уже скоро.
Лео это чувствовал с удовлетворением, с туманной, склизкой радостью. Там уж можно упасть, потому что упадешь удобно, грехи-то ведь мягкие. На мгновение Лео вспомнилось место из предпоследней читанной им книги, книги об Индии. В ней приводилось речение, очень ему понравившееся. Оно гласило:«Не должно по доброй воле переступать порог, за которым тебя окутает тьма. Беги ка-амы, вожделения!»
Лео только улыбнулся.
Они сели за стол без скатерти у слепых окон. Несколько засохших гераней стояли на подоконниках, в геранях торчали окурки.
Был здесь и телефон. В углу, в коричневой будке. Давно устаревшего образца — трубка рядом с аппаратом. У кельнерши, маленькой и веселой, все лицо было в морщинах. За покрытым жестью прилавком стоял сырой толстый мужчина — хозяин. Рядом с ним висел кастет — длинная пружина со свинцовым шариком на конце. В углу — потрепанное пианино. Громко тикал регулятор. В помещении находилось человек двадцать. Из них добрая половина — женщины.
Deux bi`eres[11],— смеясь, сказал по-французски Чарли веселой старой кельнерше.
Она воскликнула:
Господи, да ведь это Чарли. — И сразу убежала.
Ее звали Мария. Когда она шла, видно было, как двигаются под ее потрепанной юбкой суставы на бедрах. Она походила на марширующий скелет.
Лео прислушался к гомону в зале. Потом его внимание привлекли мужчина и женщина, говорившие на тему, еще не совсем им освоенную. У женщины лицо было накрашенное и рыхлое, как пудинг. И все-таки дурнушкой ее нельзя было назвать.
Они вот что говорили:
Слушай-ка, с этого можно было содрать по меньшей мере десять марок.
Поди ты, Джонни — голодранец, и все тут.
А тот в плаще?
Тоже босяк.
А я-то уж раззарился на добычу.
Такой уж сегодня день, одни осечки.
А прежнее ты уж сбыла с рук?
Да, Марии.
Ладно,
Иду, иду, старина.
— Ладно.
— Уже ушла.
Ладно.
Девица с резиновой головой встала. Лео был ошеломлен ее фигурой. Бомба, а не женщина. Тут к их столику подошел подвыпивший старик, кожи на лице у него было слишком много.
Хи-хи! — пролопотал он. — Если тебе наступят на ногу, ты должен крикнуть: «Ай! Ай, бешеный ты пес!» А если ты скажешь: «Не беда», так тебе и вторую отдавят.
Он собрался было выпить пиво, стоявшее перед Чарли но тот живо выхватил у него стакан и крикнул:
Марш, марш отсюда, старый бродяга!
Затем он показал на молодого человека, который недавно разговаривал с резиноголовой:
Старый кот.
Он стал смеяться взахлеб и долго.
Эй, Молли, запряги этого типа в свои подвязки и гони его вон! — заорал кто-то из глубины комнаты.
Там стояла электрическая рулетка с шариками, которые ударялись о тот или иной контакт, отчего на доске вспыхивали цветные цифры.
Хозяин по требованию одного из посетителей дал ему колоду карт и грифельную доску для записи.
Обшарпанная женщина подошла к старому пианино, села, открыла крышку и принялась бренчать. Кельнерша Мария принесла ей стакан пива и подлила в него водки, пианистка внимательно следила за ее действиями.
«В первый раз, в первый раз...»,—пропел над ее ухом пьяный старикашка, но она так его толкнула, что он плюхнулся между стульев. Шум был большой, но хозяин едва взглянул в их сторону. Мария подняла стулья и расставила по местам.
Человек, который принес карты, сидел со своим партнером за соседним столиком и, выигрывая, каждый раз приговаривал:
Оттяни пружинку! Тридцать пфеннигов! Попал! Три марки!
Потом смеялся прямо в лицо своему партнеру. Тот большими глотками пил пиво.
Лео сидел и смотрел. Ему было хорошо. Наконец что-то интересное. А чем занимаются люди, толкущиеся в «Ослином хлеву»? На что они живут? До чего же это
явственно вести такую жизнь. Они все, наверно, знают, та обходиться без работы. Тут Чарли сказал: к Погляди-ка на эту «даму с камелиями». Не столько
лама, сколько верблюд.
Он указал на светловолосую особу с цветком в прическе Она как раз вошла и здоровалась с неподвижно стоящим хозяином. Он едва кивнул в ответ, но Мария
сказала:
А вот и Фанни.
Девица подсела к Чарли и Лео. Лео слышал, как шур- шат ее юбки, подумал: на ней, верно, все шелковое.
Игроки за соседним столом начали новую партию. Оба положили свои ставки под грифельную доску. Один по- прежнему проигрывал. Всякий раз он удваивал ставку. И опять проиграл. Тогда он спокойно приподнял черную доску, взял деньги и сунул их в карман.