...И вся жизнь (Повести)
Шрифт:
— Нет, все точно…
Словно торопясь рассеять наше недоумение, из квартиры выходит женщина в защитной гимнастерке, но без погон. Она интересуется, кого мы ищем. Анатолий неуверенно объясняет:
— Видите ли, эта квартира предназначалась…
— Кому это там еще предназначалась, — перебивает женщина. — Я ее заняла… Сама живу и трех солдатских сирот при себе содержу.
— Да, но все-таки… На двери была печать…
— Зря сургуч расходовали, — беззлобно ответила женщина, — отодрала вашу печать, отмыла дверь. Мне горсовет ордер
— Нет, зачем же? Верим.
У Платова явно пропало настроение водить меня по опечатанным квартирам. Подтруниваю над своим новым товарищем:
— Оказывается, ваши пятачки не авторитетны. Народ нынче не робкий. Хорошо, что по шее нам не надавали.
В гостинице встречаю Задорожного. Ему было поручено выяснить, какие возможности у типографии для выпуска газеты на русском языке. Он обстоятельно пересказывает разговор с директором типографии. Мало русских шрифтов. Нет русских линотипистов. Нет…
— Ну, а вы чем помогли товарищам в типографии?
— Чем им поможешь? Работать надо, а они безынициативные, безрукие… От них требуешь, говоришь им человеческим языком, а они…
— Ясно.
Собственно говоря, ничего не ясно. Но мне не хочется продолжать разговор с Задорожным. Трудно преодолеть раздражение. Легко сказать, что надо не сигнализировать, а заниматься делом. Но это вряд ли поможет. Борис Иванович, не стесняясь в выражениях, характеризует директора типографии и других работников Принеманска. Прерывая поток его красноречия, советую:
— Вы бы сами активнее, деятельнее, что ли, помогли типографии…
— Это не входит в круг моих обязанностей.
Возможно, и не входит в круг его обязанностей. Ведь он прислан, как уже говорил мне, на пост ответственного секретаря. Но ведь газеты еще нет. Кто знает, что сегодня должно входить в этот пресловутый «круг»…
Ровно в двенадцать я постучал в дверь кабинета заместителя председателя Принеманского облисполкома. Из-за письменного стола поднялся человек с черными усиками и белоснежными зубами. Улыбка озаряет его лицо. Он внимательно и, как мне кажется, заинтересованно слушает.
Я говорю о нуждах редакции. Нужд этих великое множество: типография, помещение для редакции, жилье для сотрудников, карточки на питание…
Зампред щелкает портсигаром, предлагает закурить. С удовольствием пускаю дым и жду, что он мне ответит. Когда пауза становится тягостной для обоих, зампред, продолжая улыбаться, спрашивает:
— Почему вы обратились ко мне?
— Мне сказали, что вы в облисполкоме занимаетесь этими вопросами…
— Верно, Павел… Простите, запамятовал ваше отчество…
— …Петрович.
— Так вот, Павел Петрович, я думаю, что вы намерены издавать коммунистическую газету…
— Безусловно.
— Вот видите. А я беспартийный. Вашей газетой должна заниматься Коммунистическая партия.
От удивления я раскрыл рот и долго не мог произнести ни слова.
— Желаю вам успеха.
— Что ж, я тоже рад. А вы не скажете, есть у вас коммунисты в облисполкоме?
— Конечно. Руководство области народное. В него вошли коммунисты и выходцы из других партий… Вы, очевидно, еще не успели войти в курс дела.
— Признаюсь. Так кто же коммунист в облисполкоме?
— Председатель, его первый заместитель, некоторые заведующие отделами.
Уже за дверью я доставил себе удовольствие чертыхнуться. Расскажи мне о таком в Москве — не поверил бы.
Председателя у себя не оказалось. Зашел к первому заместителю. Высокий, грузный, он протянул руку. Я ощутил вялое рукопожатие.
Заместителя председателя зовут Кузьма Викентьевич. Он ждал моего прихода. Оказывается, ему уже звонил секретарь обкома и просил оказать содействие.
Я рассказываю о разговоре с коллегой Кузьмы Викентьевича. Он воспринимает рассказ равнодушно. Ни моего гнева, ни удивления не разделяет. Лишь между прочим заметил:
— Действительно, он человек со странностями, но честный и дело знает.
Условились после обеда поездить по городу и присмотреть какое-нибудь подходящее здание для редакции.
— Выбор небольшой, — предупреждает Кузьма Викентьевич, — город сильно разрушен. Придется вам, наверное, и ремонтом заняться.
— На дворец и не претендуем. Однако работать где-то надо…
— Конечно.
«Расцветай и крепни, родной край!» — я написал заголовок передовой статьи первого номера газеты «Заря Немана» и отложил ручку. Прошла неделя, как мы сверстали первую полосу. Потом дело застопорилось. Энергопоезд дает очень мало энергии. Наша типография с гордым названием «Луч» всегда сидит без света. Пытаемся найти выход. У отправлявшейся на фронт воинской части выклянчили ненужный им движок. Попробовали запустить. Пока безуспешно. Не хватает деталей, что-то сломано. Механик, демобилизованный из армии танкист, с видом доктора, выстукивает, выслушивает движок.
— У этой «кобылы», — говорит директор типографии, — большое преимущество — она питается дровами. Другого топлива у нас нет. Дров тоже нет, но их легче достать, чем уголь…
Дровами так дровами. В годы гражданской войны для паровозов тоже не было припасено угля. Однако кляча типографии попалась привередливая. Даже охапка сухих дров не разжигает ее. Танкист отвинчивает и прикручивает гайки, самонадеянно утверждает:
— Я заставлю эту кобылу бегать.
Название «кобыла» привилось, но движок не работает. Каждую ночь ждем чуда, по очереди бегаем в типографию. Напрасны наши ожидания — не вспыхивает «Луч», линотипы безмолвствуют, застыл металл. Может, его, черта проклятого, разогревать на примусах или карбидными лампами? Выслушав это рационализаторское предложение Анатолия Платова, которого назначили ответственным секретарем редакции, директор типографии зло ответил: