...И вся жизнь (Повести)
Шрифт:
В двенадцать дня, когда я только заснул после пережитых волнений, забесновался телефон:
— Срочно вызывают в обком, — сообщил Соколов.
Началось. Все-таки надо было поставить в известность обком. Но ошибку мы предотвратили. Мысли ворочались лениво, медленно. Мною овладело безразличие: вызывают так вызывают!
Секретарь обкома партии по пропаганде и агитации Владас Рудис, коренастый, среднего роста человек, с большими залысинами, поднялся из-за стола:
— Пока вы спите, мы тут за вас работаем, кадры подбираем.
— Поздно подписал газету.
— Да, только получили, — секретарь нажал кнопку звонка, но, вспомнив, что нет электричества, крикнул: —
Вошли трое военных. Я даже не посмотрел на их погоны. Было ясно — сейчас начнется разговор об ошибке.
— Их-то мы и решили направить к вам в редакцию, знакомьтесь.
До меня не сразу дошел смысл сказанного. Я готовил себя к другому разговору. Внимательно посмотрел на вытянувшихся у стола военных. Девушка в синем берете с орденом Красного Знамени на гимнастерке, щеголеватый старший лейтенант с пышной черной шевелюрой, которая не умещалась под артиллерийской фуражкой, и высокий расплывшийся дядя в офицерской гимнастерке без погон.
— В газете приходилось работать? — начал я расспрашивать.
— Мне никогда, — призналась девушка, — выпускала «Боевой листок» в медсанбате, да вот несколько заметок напечатали в «дивизионке».
— Так. А вы, старший лейтенант, какую стенгазету редактировали?
— В тридцать девятом несколько месяцев работал в «Пионерской правде», потом призвали в армию.
— В дивизионную газету?
— Никак нет. Командовал батареей.
Секретарь прервал мой опрос:
— В редакции познакомитесь. Товарищи проверенные, коммунисты. До войны служили в наших краях, знакомы с обстановкой. Ну, и как говорится: «Была бы твердая воля, — гора превратится в поле». Мы просили политуправление фронта — нам прислали.
— Спасибо, встретимся в редакции. Пока заполните анкеты, напишите автобиографии.
Повернулись через левое плечо, вышли.
— Да они же не нюхали типографской краски, товарищ секретарь, петит от боргеса не отличат! Закончили университет «Пионерской правды», а нам нужны опытные журналисты, люди, знающие местные условия.
— Нужны, — согласился секретарь, — всем нужны. Другим редакциям еще труднее. У вас хотя бы десяток журналистов с опытом, а там почти никого… Ничего не попишешь, война.
— Товарищ секретарь, энергопоезд начал давать ток, но «третья фаза» в типографии по-прежнему пропадает. Оказывается, к линии уже успели подключиться всякие учреждения, частные квартиры.
— Всем надо.
— Не спорю, надо. Но есть объекты первой необходимости. И к ним относится типография. В редакции мы и с карбидками посидим. В обкоме тоже можно, а вот в типографии нельзя.
— К чему эта истерика? Позвоните в облисполком Кузьме Викентьевичу, он этим делом занимается.
В редакции я застал новое пополнение в тесном общении со старым. Викентий Соколов, Виктор Урюпин вводили новичков в курс дела. Когда я вошел в комнату, высокий мужчина в гимнастерке без погон спросил у моего зама:
— Так, значит, ни одного экземпляра газеты не оставили?
— Все сожгли.
Я попросил Соколова и Урюпина дать макет следующего номера. Когда остались втроем, зло спросил:
— Виктор Антонович, вы что, считаете обязательным каждого информировать об ошибках, которые обнаруживаются в редакции?
— Не каждого, — уточнил Урюпин. — А наших сотрудников, — таких же винтиков в редакции, как и мы с вами.
Соколов положил на стол дела новичков. Маркевич писала лаконично, круглым детским почерком. Старший лейтенант Олег Криницкий, видно, торопился, буквы наскакивали одна на другую, мягко говоря, почерк был не из разборчивых. В отличие от него человек в гимнастерке без погон Петр Рындин отчетливо выводил каждую букву, писал обстоятельно. Я по скупым анкетным данным,
Беру анкету, лежащую сверху.
Имя, фамилия — Регина Маркевич.
Год и месяц рождения — май, 1921.
Место рождения — Западная область.
Социальное происхождение — крестьяне-середняки.
Социальное положение — военнослужащая.
Национальность — полька.
Партийность — член ВКП(б) с 1943 года.
Вопросы — ответы. Где же человек? Нет, не видно человека за правильными, как таблица умножения, ответами на анкетные вопросы. У каждого есть свое — характер, стремления, наконец, пройденный путь. Регине всего двадцать три года, а она уже многое видела, испытала. В автобиографии это одна строчка — вынесла с поля боя девятнадцать раненых с оружием. На гимнастерке боевой орден. А сколько пережито? Об этом в анкете и автобиографии не напишешь. И графы такой нет. Для меня эта одна строчка из автобиографии дороже ответов на все сорок вопросов анкеты. Безразлично, какой она национальности, кто были ее родители и имеет ли родственников за границей. Эта хрупкая девушка выносила раненых из-под огня. Вот это важно. Значит, она человек долга, отважная, отзывчивая. Такая не подведет, не струсит. В редакции ее место — в отделе писем. Туда приходят наши читатели со своими мыслями и бедами, порой тяжело раненые чиновниками. Им тоже нужна срочная помощь, их тоже надо вытаскивать из-под огня бюрократизма. Пусть и занимается этим делом кавалер ордена боевого Красного Знамени, сестра милосердия (не хуже звучит, чем медицинская) Регина Маркевич.
А вот личное дело старшего лейтенанта Олега Криницкого. Кокетка в офицерских брюках! А чуб-то, чуб как из-под фуражки выпустил! И автобиография у него написана манерно: «в отличие от других, у меня две матери и два отца. Родная и мачеха. Отец и отчим. Мать — режиссер, мачеха — актриса, отец — композитор, отчим — театральный критик. Обе семьи меня баловали, с детства готовили служить музам, а пришлось прислуживать Марсу…» Черт те что, не серьезно. Будто не в редакцию поступает, а в балаган какой-то. Однако воевал, видно, неплохо. Командир зенитной батареи. Награжден орденом Отечественной войны II степени и орденом Красной Звезды, тремя медалями. Даже не написал, какими медалями награжден. В отличие от него Петр Рындин перечислял названия двух медалей, которыми награжден, благодарности командования, которые получил. Здесь все было на месте — и номер приказа, и дата. Что это, педантизм? Нет, скорее аккуратность. До войны Рындин недолго работал в железнодорожной газете. Интересно, даже не сказал, что журналист, когда я спрашивал. С ним ясно. Назначим литработником в промышленный отдел.
Что делать с Криницким? Он старший по званию. Но назначить его можно только театральным репортером. А зачем нам такой? Театры, клубы только-только начинают дышать.
— Как, по вашему мнению, используем новых товарищей? Что думаете о Криницком?
— Он из них наиболее образованный, начитанный, — поспешил с ответом Викентий Соколов, — отдел культуры, например, подойдет.
— На меня он не произвел такого неотразимого впечатления. Для начала назначим репортером в отдел информации.
— Не согласится.
— Настоящий журналист тот, кто зуд в пальцах чувствует. Такой меньше всего станет о карьере размышлять.
Вспомнилось, как главный редактор «Красного знамени», когда меня направили туда для работы, спросил:
— Что вы чувствовали, когда открывали дверь редакции?
Не задумываясь, я ответил: — Священный трепет.
Главный рассмеялся: мол, будешь журналистом, мыслишь штампами.
Маркевич предложили работу в отделе писем. Она испугалась, попыталась отказаться: