04.1912

Susan Stellar

Сейчас, когда он прислушивался к гудению корабля, которое почти никто и не замечал, он улавливал не спокойную вибрацию работающих двигателей и надрывающихся машин — он улавливал опасную, резкую тряску. Корабль как будто изо всех сил сопротивлялся затоплению, как будто стремился оградить себя от ледяной забортной воды, которая вырывала жизни с борта, словно крючьями. Не оставалось никаких сомнений в том, что «Титаник» обречён: вода затапливала полубак.

— Но ведь нельзя ничего не делать, — сказал Джо, — нужно…

— Ты видел, что происходит, — мистер Дойл пожал плечами и снова предпринял попытку зажечь

спичку — уже четвёртую. Палуба под его ногами была усеяна обломками. — Шлюпок на всех не хватает, а женщин и детей на борту даже сейчас полным-полно.

Джо опустил голову. Зловещая тревога скребла ему сердце, стоило вспомнить о палубах для третьего класса, откуда они вырвались, как из преддверия ада, с таким трудом, но он не мог объяснить, почему ему так тяжело сейчас. Мать и Бетти наверняка уже сидели в шлюпках.

— Неужели мы бежали только для того, чтобы сдаться? — Джо не хотел этого, стыдился этого — но всё-таки его голос дрожал, совсем как у изнеженного мальчишки из первого класса, который не встречал в жизни испытаний серьёзнее, чем ушиб коленки.

Мистер Дойл снова ударил по коробку с безумием отчаяния. Тут серная головка неожиданно вспыхнула: пламя, окутавшее её, было бледно-оранжевым и до ничтожества жалким. Мистер Дойл радостно воскликнул, и по лицу его растянулась улыбка.

— Ага! Вот оно! — сказал мистер Дойл прерывающимся от счастья голосом и быстро прижал спичку к сигарете, что зажал между зубов. Сигарета задымилась, и мистер Дойл тотчас выкинул спичку за борт. Он задумчиво выпустил изо рта мешанину дыма, крепкой табачной вони и сказал: — Ну, мы ведь знать не знали, что здесь случится такое, верно, старина? По правде сказать, если бы я был в курсе насчёт всего возможного… не брал бы я билеты на этот чёртов корабль.

— Ладно, — Джо махнул рукой и обнял себя за плечи. Холод атлантической ночи выстужал весь жар взволнованного тела. — Что уж сожалеть об этом. По правде сказать, па… ты никогда не был хорошим отцом.

— Уж понимаю, — мистер Дойл грустно качнул головой, — и подставлял я вас крепко не один раз и не два, и на корабле этом мы сейчас из-за меня… Но, честное слово, никогда я не хотел такого, никогда в жизни.

— Кто же такого захочет, — вздохнул Джо. — Неужели, па, ты думаешь, что мы останемся тут? Что мы пойдём ко дну вместе с этой посудиной?

Мистер Дойл философски пожал плечами и сказал:

— Кто знает… человек — такая скотинка, что до последнего верит в лучшее. Вдруг сейчас нас вынесет к пустой шлюпке, вдруг сейчас вон тот парнишка позволит нам в неё сесть? Всякое случается в жизни, только я, малыш, славен тем, что мне никогда не везло — ни в картах, ни в любви.

— В любви-то? — скептически хмыкнул Джо.

— Это не та любовь, которую хочется искать, хранить и оберегать, Джо, — вздохнул мистер Дойл и судорожно затянулся. Сигнальные ракеты прошивали небо над их головами. — Если бы ты был постарше, ты уже мог бы на своей шкуре это прочувствовать и понять, что любовь — она разная и далеко не всегда именно такая, какой ты её себе представляешь.

Джо привалился к борту и постарался съёжиться. Было так холодно, что, казалось, вот-вот он заледенеет изнутри, а затем огромный и толстый ледяной панцирь скуёт его тело и снаружи.

— Твоя ма — она славная женщина, капитальная, — сказал мистер

Дойл негромко, — но разве когда-нибудь твоя ма говорила кому-то, что она его любит?

Джо отчаянно нахмурился. Чаще всего из уст миссис Дойл вылетали жалобы, приказы и ругательства. Даже сейчас, когда самые далёкие, почти забытые моменты из прошлого оживали перед его взором, когда он видел себя мальчишкой в провисших штанах старшего брата, он не мог вспомнить, чтобы на иссушенном и увядшем лице миссис Дойл играла улыбка.

И он не мог вспомнить, чтобы миссис Дойл говорила ему (Бетти, глупой старшей сестрице или бедному старшему братцу), что она их любит. Не говорила она об этом и мистеру Дойлу — никогда, словно само это выражение: «Я тебя люблю» — было для неё под запретом.

— И, конечно же, твоя ма прекрасно умеет копить, экономно тратить и воспитывать из детей не спиногрызов каких, а гордость и красу, — мистер Дойл сухо рассмеялся и удобнее перехватил чемоданчик, — но каждый раз, как я поглядывал на твою ма, а она кричала мне идти и подзаработать, у меня всё внутри — вот где-то здесь, — он ткнул себя большим пальцем в грудь, — перегорало. Твоя ма отличная женщина, дай ей бог счастья и здоровья… и была бы она бесценный алмаз, если бы хоть иногда говорила, что она чувствует.

Джо отвернулся от отца. Тревога, скребущая душу, усиливалась, и каждое новое слово мистера Дойла как будто вгоняло кинжал прямо в сердце — а сердце трепетало и погибало в бессмысленной и отчаянной агонии. Вдалеке по-прежнему рвались сигнальные ракеты; вдоль борта бегал растрёпанный, замученный офицер и распределял людей по шлюпкам. Джо отвёл взгляд и снова осмотрелся. Мисс Джеймс он, как ни старался, не смог бы найти: всю палубу заполонили рыдающие, ревущие, топающие, одинокие, сбившиеся в стайки люди, и все эти люди тянулись к шлюпкам, мчались к шлюпкам, рвались к шлюпкам, толкая друг друга и едва ли не забираясь на чужие головы. Ближе к центру судна неподвижно и величественно высилась одна внушительная группа. Мужчина в распахнутом на груди пальто, в нелепом огромном нагруднике, стоял, вдохновенно раскинув руки, и монотонным речитативом говорил:

— И мы, братья и сёстры, не оставим друг друга в этот трудный час. Помолимся! И господь услышит нас. Помолимся! И десница господа не оставит нас. Помолимся! Помолимся! Помолимся!

В толпе, окружившей пастора, истерично рыдала женщина. Она решительно крестилась, шмыгала носом и исступленно твердила сквозь плач неразборчиво и глухо:

— Помолимся! Помолимся! Помолимся!

— Да не покинет вас мужество в этот горестный час! Молитесь! Молитесь, братья и сёстры во Христе! Помните: просите, и дано будет вам; ищите — и найдёте; стучите — и отворят вам, ибо всякий просящий получает, и ищущий находит, и стучащему отворят.

— Молитесь! Молитесь, молитесь! — отчаянно призывала рыдающая леди и экзальтированно размахивала руками. Её глаза сияли отчаянием и безумием; казалось, одного лёгкого толчка хватит, чтобы она помчалась по всему кораблю проповедовать слово, сказанное пастырем. — Молитесь, братья и сёстры, мы тонем!

Мистер Дойл взял Джо за плечи и твёрдо развернул спиной к молящимся.

— Когда бог помогал нам, если мы его просили, старина? — грустно усмехнулся он.

Джо покачал головой.

— Никогда, па.