100 shades of black and white

Shagel

Возможно, она смотрела на чужие губы, такие яркие и спелые от выпитой крови, ее крови, Рен был всего лишь сновидением. Слишком прекрасным, чтобы остаться с нею наутро. Но только не сейчас.

– Тебя. Всего.

Его тело было таким же белым, как и луна. Достаточно прекрасным, чтобы сравнить его с мрамором.

Рен давал ей все, что она так просила, стонала сквозь закушенные губы, умоляла, пока не потеряла голос, переходя на лихорадочный шепот – его поцелуи жгли, оставляя на коже отпечаток зубов и кровавые следы. Его тело было достаточно тяжелым, чтобы

вдавить ее в постель, обездвиживая. Его движения были быстрыми и все же плавными, чтобы Рэй почувствовала себя так, словно ее несет неуправляемым потоком прямо на скалы.

А его золотые глаза выжигали напрочь, и последние мысли разбегались как тени, когда он поднял ее на руки, все еще продолжая двигаться в ней.

Рэй так уснула в чужих руках, холодных словно лед, переплетя пальцы, словно только это могло удержать ее тут. Но держало ее не это.

Кровь. Сладкая и соленая одновременно, на языке. На горле.

Кровь Рена.

А затем Рэй умерла.

====== Secrets revealed (Рэй/Кайло Рен) ======

Когда она была маленькой, совсем мелкой, то вряд ли могла бы себе представить, чем все кончится. Воображения не хватало.

Да и кто бы смог?

Брошенный на пустынной планете человеческий ребенок был обречен превратиться в кучку высохших костей, засыпанных песком. Земляные черви утащили бы ее тело вниз, в кромешную темноту, и там рвали бы на части, отдавая лучшие куски своему потомству.

Из них родители вышли как-то получше.

Или возможно, кто знает, все обернулось бы несколько по-другому. Какой-нибудь пришелец взял бы ее к себе, откармливал, чтобы продать в бордель. Или оставил бы в качестве еще одного раба — собирать крохи драгоценной воды на влагоуловителях поутру, готовить, убираться, выполнять бесконечные поручения, а затем ублажать своего господина до самой ночи.

Одна мысль об этом заставляла зубы скрипеть, а кровь бурлить в венах. Хотя... злость была хорошим подспорьем. Она позволяла выжить там, где умирали другие. Идти, когда от ног оставались лохмотья кровавой кожи на голых костях. Держаться до последнего.

А еще... А еще у нее был Рен.

У Рена не было семьи. Никаких родственных связей, пустота и тишина в голове. И это было так приятно.

— Ты слышишь меня? Мои мысли? — ему было интересно все. Для него Рэй оставалась загадкой.

Девочка без имени, безродная, выброшенная на помойку галактики, и все же почему-то он видел в ней не мусор. А обещание.

— Да. Нет, — Рэй не любила раскрывать свои секреты. У нее их было много, возможно даже слишком, и все как один стоящие.

По ночам она часто замечала, куда уходят рыцари Рен, думая, что их не видят. В покои безымянных женщин, таких же пропащих, как и Рэй. Что они там делали, она понятия не имела, возможно, это был просто секс. Или боль.

Но, по крайней мере, им все это нравилось.

После от мужчин тянуло умиротворением — странное слово для шайки кровожадных ублюдков, готовых отправить друг друга на тот свет из-за одного лишнего слова. Или из-за женщины. От них тянуло

счастьем.

Что до Рена — счастьем там и не пахло.

— Это не мысли, — Рэй взмахнула головой и сосредоточилась на яблоке. Выбрасывая из головы лишнее. Это же были только ее секреты, Рену там не место.

— А что?

— Ощущения, — сейчас она чувствовала, чем от него пахнет. Настороженностью. И почему-то злобой, словно она чем-то оскорбила его. Обидела? Чем? — Просто ощущения. Ничего особенного.

Ей было сложно с ним.

Иногда, и это было чаще всего, Рен ее попросту не замечал. У него были рыцари, с которыми он мог расслабиться. А Рэй доставалась роль немого свидетеля, где-нибудь в сторонке. Как можно дальше от центральных покоев — что было там, наверняка же что-то было, она тоже не знала. Вход был настрого воспрещен.

Но даже когда она подбиралась поближе, робко, настороженно, оглядываясь, чтобы ее не заметили, то не могла и пальцев поднести к дверной панели.

То, что жило внутри, было куда страшнее Рена. В гневе, в бешенстве, в каком угодно виде. И оно того не стоило.

Что ж, у него же тоже было право на свой личный секрет.

— И на что это похоже?

— М-м-м... сложно сказать. Это все равно, что уметь читать твое настроение по выражению лица. Кто-то не может. Кому-то мешает маска.

— А ты, значит, можешь?

— Ага.

Она ведь до сих пор боялась к нему притронуться. О, те прекрасные дни, что Рэй проводила у него на руках, боясь отпустить. Рен был для нее новообретенным домом, всей родней, миром и божеством в придачу. А теперь?

Руки начинали мелко дрожать, а язык заплетаться, стоило ему оказаться чуть ближе, чем положено. И почему это? Он же никогда не смотрел на нее так, как рыцари на своих женщин.

Рен вообще не хотел смотреть на нее.

— Прочтешь сейчас? — он предлагал ей то, что было опасным. Сперва многочисленные нотации — не смей использовать свои способности нарочно, контролируй их, подавляй! Не дай себя заметить!

А теперь это.

Удивительно, что он вообще спросил.

— А я могу? — хоть на крохотную долю мгновения, на один удар сердца хотелось прикоснуться к его руке, или лицу — лучше всего получалось работать с оголенной кожей. Это вам не размытые видения чужих настроений, больше всего напоминающие мутные пятна акварельных красок: красный для жажды, пурпурный для гнева, голубой для грусти. Это куда больше. Путешествие под кожу, внутрь чужой головы. К сердцу, вместе с кровью. Хаос и катарсис, смотря чем надышишься.

— Сегодня да. Иди сюда, — Рен нетерпеливо дернул рукав, закатывая его выше локтя.

Белая кожа. Темные капельки родинок. Сплошное искушение. После такого ночью спать будет сложно.

Вот теперь от него просто разило безумием. Что-то между своевольным бахвальством — вот тебе моя рука, читай, девочка, и вплетающимся в этот хоровод сомнением.

Смотри вглубь, падай, но не до конца.

Бери то, что дают, но не трожь чужих секретов.

Все понятно?

Наверное, стоило быть понятливей.