100 shades of black and white
Шрифт:
Но только одну не жалели.
О бедной сиротке, появившейся однажды в феврале на пороге старосты деревни, Ункара Платта, говорили много, но только шепотом. Звали за глаза ведьмой, ведь не могла девчонка в одиночку пройти весь лес и выбраться оттуда целехонькой и невредимой. Особенно после голодной зимы, когда волки подходили к домам, не боясь, жрали скотину прямиком в хлеву, огрызались и на вилы, и на свинцовый заряд.
А тут маленькая девчонка.
А еще девочка была не похожей на местных. Больно худенькая, тонкая как тростинка, смуглая от загара, да только не полевого, рабочего. Совсем нет. Выглядела она так, будто светится
Позволили остаться только потому, что руки у нее были ладные, лечили хорошо, да скоро работали. Лучше уж своя ведьма, чем чужую с бедой накликать, решили люди. Вот так Рэй тут и обосновалась.
Жила она за границей деревни, чуть поодаль, возле луга. Там сначала поля шли бесхозные, все в цветах и травах лечебных, а дальше болота непроходимые да чаща непролазная. В такую зайдешь и в два счета заблудишься. И сгинешь на свою беду.
Домик достался от прошлого лесника. Не ведьмак он был, но тоже слухи нехорошие ходили. Будто не просто замерз он насмерть мертвецки пьяным в сугробе, а пошел проклятое золото искать. То самое, что змеи для своего Короля берегли. Вот и наука ему — согласились старейшины Джакку. Да и толку от того лесника было, если волки все равно никого не боялись.
Ну с новой ведьмаркой, тут уж могли и отступить. И то, правда, больше не трогали деревню. Выли себе из лесу, пару раз напугали вусмерть жену старосты, решившую прокатиться на новой телеге вечерком, но людей и скот не жрали. Боялись чего-то.
Ведьмы, наверное.
А Рэй жила себе на отшибе, травы собирала, сушила, ими потом всякие болезни лечила, заговаривала от разных хворей и сказки детям плела по вечерам. Дети ее совсем не боялись. Им за счастье было послушать о далеких странах, где солнце светит круглый год, и снега нету, а вся земля песком усыпана.
Жутко, но складно говорила она. Как ведьмам и положено.
А потом раненого привезли. Рыцаря, значит. Рыцарь слабый был, лежал себе тихонько в повозке, запряженной породистыми лошадками, не чета тем тяжеловозам, на которых землю пахали в Джакку. И даже не стонал. Как мертвый был, в общем. С ним другой был, тоже, может, рыцарь, а может, и просто богатый человек. Одежда новая, дорогая, но не доспехи, а меха и бархат, серебром расшитые.
Так он сразу затребовал местную знахарку. Лекарь ему не понравился совсем, тот кровь пускать решил, как на спину исполосованную глянул. Рыцаря того спину, синюю от запекшейся крови, да в мелких точках гнили, будто его пчелы жалили.
А то, что у рыцаря крови и так немного, он как-то и не подумал. Так что отправили эту странную парочку прямиком к ведьме, строго наказав в глаза не смотреть, кроме надобности, когда сама скажет, ну и еще трижды перекреститься на обратном пути, чтобы Рэй за ними не пошла следом.
Правда, это подходило скорее, чтобы упырей отгонять, а не ведьмарок всяких, но Ункар считал, что все они нечистые одной крови. И разницы нет, кровь она высосет или силы жизненные.
Ведьмарка как знала, что к ней гости. На пороге сидела. Невысокая, красивая, такие не в колдунском тряпье, а в королевских
Она даже имя его не спросила, хотя По и сам сказал бы, больно добрые у нее глаза были. Искренние. Просто поднялась, босая, дикая в своих странных одежках-обмотках, и пошла к Финну.
— Крепко спит он, не добудишься, — с сожалением покачала она головой, глядя на спящего рыцаря. — А скоро и совсем уйдет.
За друга своего По все готов был отдать. А этой ведьме даже душу, только бы достала она его с другого света, вернула обратно, залечила раны.
— И никак нельзя помочь? — может, взяла бы она его меч и одного из рысаков королевских. И повозку в придачу.
Она вздохнула, руки на груди скрестила, себя обнимая, и задумалась.
— Есть одно снадобье. Но далеко растет оно, и идти за ним опасно. Живым ты не вернешься, и ему не поможешь смертью своей напрасной.
Красивая была ведьма, но очень грустная, и глаза сверкнули нечеловеческим светом, какой бывает, когда молнии о землю бьют.
— Любишь ты его. Сильно любишь, — не зря же ее люди простые боялись, могла она читать по глазам мысли любые. Ну, а свои По и скрывать не стал бы. Любил, конечно, а иначе как же. Любовь — штука странная, да и всего раз в жизни бывает настоящей.
— Может, так и получится, — Рэй руку свою протянула и по волосам его погладила сочувственно, а с прикосновением ее теплым весь страх ушел.
Растворился, как будто его и не было, и показалось По, что он снова в королевском дворце. За столом сидит по правый бок от Королевы Леи, а рядом Финн живой и здоровый, смеется. И лицо его не серое от печати смерти, а черное, радостное.
— Отдай мне то, что дороже тебе всего на свете. То, что берегло тебя во всех битвах, отводило старуху с косой. Может, оно и меня спасет, — хотела она усмехнуться, его обнадежив, но вышла улыбка кривая, совсем нерадостная. Как будто на верную смерть собралась ведьма.
Была у По вещица такая. Заговоренная колдуньями с далеких земель, тех, откуда Финн прибыл. Подарил он ему медальон, здоровенный, из кровавого золота, тяжеленный, что шея гнулась под тяжестью его. И медальон службу свою нес верно. Хранил ото всех невзгод. И от чумы, других хворей, и даже от нечистой силы.
Так что ни одна ведьма в руку бы эту вещицу не взяла. Скорее пальцы сожгла себе дотла.
А вот Рэй дотронулась спокойно. Смотала цепь в кулаке и в кошель на поясе уложила.
— Меня не будет две ночи. Не меньше. Так что раньше не приходи. А если не вернусь я… — она задумалась, ресницы опуская, взгляд свой грустный пряча.
Тут уж самый дурачок догадался бы.
— Спасибо, — хотел бы По ей поклониться, но скривилась ведьма.
— Потом благодарить будешь. Если живой вернусь я, и друга мы твоего сердечного поднимем на ноги.
А за спиной ее наливалась луна, круглая как серебряный пятак, и яркая что солнце. Полнолунная. Кроваво-красная.
Дорогу Рэй когда-то знала как свои пять пальцев. Довелось побродить ей и по болотам, и среди чащи в поисках человеческого жилья. Но с пути своего она сворачивать боялась. Шла там, где дорога была широкая, залитая лунным светом, камешками усыпанная. Знала, что стоит ей соступить в тень, и ни одно заклятье не поможет.